Читать Маньяк и тайна древнего русского клада

Подходило к завершению одно из самых жестоких столетий, когда-либо известных со времён существования разумного человечества. Заканчивался ноябрь 1998 года; он плавно готовился перейти в декабрь, а затем стремительно ворваться в последний год уходящего в прошлое второго тысячелетия. Чем же знаменателен тот переходный период, приковавший к себе столь пристальное внимание?

Не стоит углубляться во все хитросплетения общественной жизни, какие в те далёкие времена происходили в Великой России, а следует остановиться лишь на единственном частном случае. Он вытекал изо всего того немыслимого хаоса, что образовался в некогда могучей стране, теперь же раздираемой на части бессовестными политиками и бандитскими группировками.

Итак, наступил третий вторник на удивление погожего ноября. Двигаясь осторожной походкой, по пустынной ивановской улочке неторопливо пробирается молодой человек, одетый в чёрную кожанку и обыкновенный спортивный костюм; на ногах обуты потрепанные, видавшие виды, кроссовки. Угнетённым состоянием и угрюмой, но красивой физиономией он выражает затаённый испуг, заставляя предполагать, что с ним приключились какие-то крутые, неразрешимые неприятности. Озираясь по сторонам, словно бы опасаясь, что из кромешной тьмы покажутся лихие преследователи, мужчина бросает пугливые взгляды на окружающую пустынную местность. Стоит глубокая ночь; на улице не видится ни единого человека.

Несмотря на позднее время, беглец оказался не одинок – его сопровождает маленькая, шестилетняя девочка. Она напугана ничуть не меньше отца (а молодой человек, конечно же, приходится ей родимым отцом), поэтому периодически жалобно всхлипывает и увлажняет милые щёки непрошенными слезами, обильно сочащимися из ярко-зелёных, поистине изумрудных, глазок. Не стоит говорить, что девчушка тем привлекательнее, чем её маленькая головка украшается пышными белокурыми волосами, а продолговатое личико, нежное и прекрасное, выглядит практически безупречно.

– Папа, – обратилась она к встревоженному мужчине, не в силах скрыть явную дрожь, появляющуюся в совсем ещё юном голосе; вопреки необычной ситуации она продолжает сохранять мелодичные и звонкие интонации, – я очень боюсь. Когда мы уже придём?..

Куда именно они собирались, дочка не уточнила, потому что (если уж быть правдивым) и сама не знала, куда ее увлекает беспечный родитель. Хотя она была ещё достаточно несмышленой, но по тому подавленному состоянию, в каком последние часы пребывал обеспокоенный, удручённый отец (казалось бы, всегда жизнерадостный и обычно спокойный?), малышка (каким-то невероятным детским чутьем!) отчетливо понимала, что случилось что-то очень серьёзное и что их жизни подвергаются вполне реальной опасности. Наверное, поэтому она и была всецело уверена, что сообразительный молодой человек обязательно найдёт какой-нибудь приемлемый выход и что он сможет сделать так, чтобы они надёжно спрятались, избежав сгустившихся над ними неведомых неприятностей. Именно по той надуманной причине она и задавала тревожный вопрос, и с надеждой поглядывала на озабоченного родителя, и дожидалась утвердительного, прямого ответа.

– Прости, Наташенька, – печальным голосом ответил смущённый спутник, опускаясь пред ней на колено, – но, видимо, сейчас нам отправиться некуда… Твой папа втянул тебя, милая детка, в нехорошее, весьма и весьма опасное, дело, а как из него удачливо выбираться – он просто не знает. Меня, скорее всего, убьют, – Наташа всхлипнула гораздо сильнее, – поэтому я поведаю тебе одну жуткую, страшную тайну, которой я сделался случайным свидетелем и из-за которой с нами и случились все последние немалые неприятности.