Читать Что шепчет океан

Моей замечательной и прекрасной семье

Камилла заметила, что вышла за пределы страницы, и как минимум безрезультатно стучала по клавишам последние три буквы. Она закрыла глаза, откинулась на спинку стула и взяла сигарету, которая успела наполовину истлеть.

Комнату окрасили теплые тона, белая тонкая занавеска развевалась от нежного весеннего ветерка. На старом, потрепанном жизнью проигрывателе крутилась пластинка Чайковского – звучал «Январь. У камелька». Несмотря на свое зимнее название, в этот день для нее «Январь» звучал действительно по-весеннему, окутывая странными золотисто-розовыми, как закат, красками ее маленькую комнату.

Камилла потушила сигарету, в очередной раз пообещав, что больше не будет курить в комнате. Она подошла к полке, где стоял ее проигрыватель, остановила его, потом аккуратно переставила иголку на другую часть пластинки. У Чайковского наступил март. Как же все-таки февраль не вписывался в эту пластинку. Он был лишним. Ей нравился этот плавный переход от января к марту… они были словно одно целое.

Она посмотрела в окно: улицами гуляли мамы с детьми, кто-то вышел с собаками, а некоторые – с детьми и собаками. Картинка семейной идиллии. Камилла снова закурила. Дым словно заигрывал с теплым, почти оранжевым светом в комнате, после чего растворялся и рассеивался в нем.

Это была минута успокоения. И вот пошел «Апрель. Подснежник». Она закрыла глаза и представила, что гуляет по лесу, находит поляну и видит подснежники. В ее воображении это была черно-белая картинка. Действия протекали быстро, как в старых фильмах Чаплина. Ее движения не натуральны, она стремительна. И вот у нее уже целая корзина подснежников. И вдруг из лесу выпорхнула настоящая жар-птица, а вместе с ней – «Май. Белые ночи». Затем закончилась весна, практически прошло все лето и заиграл «Август. Жатва». Вот только Камилле нечего было жать. В ее голове ни одна идея не смогла пустить уверенные корни мыслей, которые росли бы и развивались в полноценных героев, вырисовывая совершенно иной мир, который распускался бы в прекрасные цветы структуры. Вскоре эти цветы могли бы подарить сладкие плоды мыслительных трудов, удобренных воображением и опытом. Камилла представила, как бегает по черному полю, где не пророс ни один колосок пшеницы. Она опускается на колени, погружает свои руки в землю и начинает раскапывать ее в поисках ростков. Возможно, им просто нужна помощь. И вот «Август. Жатва» из спокойного ритма набирает скорость, чувствуется его напор; и чем живее и громче становится мелодия, тем быстрее Камилла роет землю руками.

Зазвонил телефон.

Камилла открыла глаза. Она взглянула на свою печатную машинку, потом на телефон.

– Да. Томас?

– Ками, плохая новость. Сценарий отклонили, но… – она не слушала, что он говорил дальше, это всегда были стандартные ободрительные речи.

Камилла бросила трубку.

Камилле Стоун было двадцать шесть лет. Она знала, что жизнь неуловима. Точно также ей всегда казалось, что она родилась не в то время и не в том месте. Камилла была временно без работы, она ушла из одной нелепой конторки, где вроде как промышляла сценарным искусством. Платили мало, но хуже всего было то, что большую часть рабочего времени, она убивала, уставившись в монитор компьютера, создавая видимость работы. Кто виноват, что все свои задачи она выполняла быстро? В большей мере в ее обязанности входили звонки и ожидание ответов, лишь изредка – написание сценариев.