В детстве всё было ясно:
варенье – пир, садик – тюрьма,
убивать насекомых – грех.
Там, где кончается коврик – кончается мир.
Мама – вселенная, папа – сильнее всех.
Помнишь, мы ждали зиму,
под Новый год,
только поющее сердце поймет,
откуда
эта уверенность – скоро случится чудо,
небо на Землю во всей полноте сойдет.
Может быть в это время
в безлюдном храме,
Дух отражался в прозрачной
святой воде,
и мы ничего не знали
о той звезде,
что повела за собой
пастухов с волхвами.
Покажи мне начало жизни в одной строке,
Лабиринтами книжек на ощупь веди к истокам,
Где пустыня оправдана тем, что не знает пророка,
И еще Иоанн никого не крестил в реке.
Расскажи, почему ты придумал хрустальных пчел
И безликую ведьму, способную быть слабой,
Я не плакал над книжкой давно, а теперь, как баба,
Как плаксивая баба рыдаю в твое плечо.
Ведь последняя сказка, которую ты написал,
Будто в поисках рифмы в моей голове кружит,
Если в тексты уходишь как в проклятые леса,
Даже страшно спросить: «настоящая жизнь – хуже?».
У тебя целый город спустился на дно реки,
Одинокий башмачник медведя убил руками,
Белый клин журавлей из бумажного оригами.
У меня ничего не пишется от руки.
Каждый день я иду за тобой в холодину храма,
Литургия, иконные лики глядят из мрака.
Начинаем с нуля, Авраам родил Исаака,
Остальное тебе перед сном говорила мама…».