Я пользовался ею так, как хотел и, если учесть, что точно так же в своё время делал каждый, или, по крайней мере, подавляющее количество «не таких, как все», это было грамотно.
Ею были пропитаны абсолютно все первые листы бесчисленных тетрадей, которые я почему-то именовал дневниками, хотя всё это скорее напоминало наглядные образцы собственной прокрастинации, нежели отчёты о произошедшем.
Она сопровождала меня невероятно долго и, кажется, до сих пор не хочет отпускать. Вернее, я сам отчаянно тяну её на свою сторону.
О, да, это был невероятный опыт. Раздевая её снова и снова, я-таки добрался до того момента, когда снимать уже было нечего, и, намотав её густые волосы на кулак, окунулся с опьянённой головой во всю её бездонную глубину. И, знаете ли, каждый раз, когда я находился в ней, ни разу не посмел подумать о чём-то другом.
Её называют Юность, хотя я считаю, что ей больше подходит имя Жизнь.
Жизнь, которой ни за что не захочешь изменить, но отчего-то всё равно хватаешь за руку другую. Или она тебя.
Это случилось и со мной.
Меня так же схватили за руку.
«Оставайся собой, друг, ты отличный парень, и я ни разу не пожалел о том, что называю тебя другом/ Ты станешь актёром, великим актёром, Станиславский будет смотреть на тебя с небес и плакать от счастья/ За сбычу мечт, что ли/ Мы любим тебя!»
Старый автобус с кожаными сиденьями. С весьма комфортными кожаными сиденьями. Смертный в обуви когда-то популярной американской марки сидит на самом последнем из них. Он увлечён потрёпанным сборником рассказов Джека Лондона, хотя, возможно, он просто ищет способ отвлечься. Тем не менее, на первый взгляд, он вполне доволен. Сегодня, в его день рождения, он взымел кофе-машину, помазок ручной работы, кепку-трансформер и чучело пуделя. Безусловно, подарки необычные, и это серьёзный повод как минимум улыбаться. И этот парень улыбается.
Ерунда.
Он просто пьян.
Почему я так уверен?
Так получилось, что этот парень – я.
Я.
Меня называют Макс. Мама желала дать мне имя Хилари, но, к её сожалению, спиногрыз оказался с семявыносящим протоком, поэтому довольствуюсь римским родовым. Отец – моряк дальнего плавания. Сегодня мне двадцать, но я до сих пор живу со своими родителями. Иногда.
Очередная остановка. Нас, пассажиров, становится чуть ли не вдвое больше. Не мудрено, что шум усиливается, а это отвлекает меня от чтения. Человек в поношенном голубом джинсовом костюме подаёт крепкую руку старой женщине, что не может подняться в транспорт без посторонней помощи:
– Позвольте.
– Спасибо, дорогой мой.
Для неё не имеет значения, как выглядит тот, кто оказывает ей помощь. Её не испугают глубокие фиолетовые рубцы на его зрелом щетинистом лице, по которому из-под шляпы с узкими полями стекают капли пота, её не смутит даже то, с каким интересом он её разглядывает. Она слепа.
– Гляньте, урод помогает уроду!
Шпана в общественном транспорте – это как прыщ на носу всеми ненавистного преподавателя в альма-матере. Хочешь хорошо поглумиться, но опасаешься, так как прекрасно осознаёшь своё положение. А кому-то вообще всё равно.
Но подобные заявления – это уже, согласитесь, слишком.