Читать Сущий зверь

«И просящему дано будет!» (с) Евангелие

Шлагбаум.

Чёрные, словно сажа, птицы лениво поднимаются из травы в серую мглу, кружат над стеблями вереска и падают обратно хлопьями пепла. Сеточка ветвей тощих деревьев расчертила видимый край земли на позволительное глазу расстояние. Сквозь стену мороси в землю падают капли, словно медные пули со свинцовым наконечником калибра 9 х 19, словно неумолимые бомбы, дробя в крупу жизнь маленьких обитателей мира степей бескрайних и родных. Природа объявила сегодня большую стирку с предварительным отмачиванием и поставила отжим на максимум, но об этом пока никто не знал. И лишь одна земная ось, одно-одиночное в незыблемости, за что можно зацепиться пуговицами внимательных зрачков, – шлагбаум.

Вот уже вторые сутки перед глазами постового Наливайко В. В. маячил этот злосчастный и полосатый, заградительный по всем статьям объект. Всё было как назло, и конь не валялся, и сельдь не в бочку. За воротником образовались лужицы. В ногах устроились усталость и чавканье. Коленки прилипли к форменным полицейским брюкам. Конечно, было положено по уставу сутки дежурить да блюсти, а после службы пятьдесят с капустой и под одеяльце. Но у сотоварища по подразделению, Подливаева Д. А., замаячил кутёж нежданный, то ли свадьба, то ли поминки, и, вложив в лапу должностную взятку, а по факту помятую трёшку, он решил этот вопрос в пользу похмелья себе и в две бессонные ночи боевому товарищу.

– На вот, Наливайко, и ни в чём себе ни-ни!

– Да п-а-шёл ты, Подливаев, да в баню да без пива!

И теперь, с трижды проклятой на времена бесчисленные трёшкой в кармане брюк, стоял первый герой нашего литературного опуса на посту с надписью «ГАИ». И было на посту четыре тридцать утра, аки и на давненько сломанных часах пожилой тёщи Наливайко, что собирали пыль, хорохорясь дореволюционной историей, в гостиной этой самой гражданки на стене пред редко появляющимися гостями. Да ведь и часы её сломались не просто так, а по плевку проклятия, кое тёща изрекла вместе со слюной в пространство, адресуя его всея судьбе и раннему подъёму на работу. Ну да это уж год как прошёл, а нынче погодка как нельзя кстати способствовала реализации этого самого заговору. Туман клочьями стелился по дороге, протягивая свои эфемерные руки к совершенно поникшему носом и душой служивому, навевая жуть и трясучку. Одиночество давило на совесть. Нос покраснел. Глаза слипались. На ум приходили гадости. Мерзко хихикали из тёплого местечка нехорошие мыслишки, вертели хвостами сомнения.

И в какой-то неуловимый момент, который хорошо знаком дальнобойщикам с большим стажем, усталость отступила, и в груди мягко заурчало теплом. Коты не в счёт. Рыбы нет, сметана по талонам. И как-то легко стало и комфортно. Словно с голоду да холоду рюмашку опрокинул да у печки натопленной сел. Да-да, дорогие водители, именно это означает, что вы уже спите, а ваша тапка всё давит и давит на педаль газа. Герою этого абзаца повезло больше, ибо он никуда не ехал и даже не собирался. В. В. просто привалился к опорной башне шлагбаума и, уткнувшись ухом в левый погон, легонько и с хрипотцой всхрапнул. Совсем чуть-чуть. Так… Хр-р-р-р…

Встрепенувшись спустя неположенное, постовой с государственным достоинством оглядел вверенное долгом пространство. Ничто не изменилось. Ничто продолжало лезть в глаза своей отсутствующей физиогномикой. Пустое шоссе клубилось утренним маревом турецкой бани. На горизонте бескрайних полей виднелись крайние дома большого города с нелогичным названием, куда асфальтовая лента убегала одним своим хвостом, слегка ощериваясь колючками дорожных знаков. Обернувшись, полицейский внимательно всмотрелся в противоположный хвост, уходящий плавными зигзагами в некошеный вереск. Никого. Казалось, ни одной машины в этот час не урчало на всех дорогах мира. Хотя в небе Земли, как и всегда, находилось около восемнадцати тысяч самолётов. Но они не в счёт. А некоторые мы и вовсе высоты боимся. Так что и вовсе нефиг.