Несмотря на благородное происхождение, Талагия не любила пышных заведений. Все эти термы, званые пиры… баронесса не принимала их. Или, наоборот – они не принимали воительницу? В Империи Церетта царил жесткий патриархат, в котором женщину воспринимали исключительно, как предмет интерьера. Предмет, полезный на кухне, в спальне или детской. Или как красивую игрушку, которой можно похвастать. А уж если супруга более древнего и знатного рода, нежели муж, а случалось такое нередко – это давало веские основания смотреть на других баронов свысока, брезгливо сморщив нос. Ой, да кто ты такой, Завгарий лю Матогра, когда у меня, Траутия лю Ленха, жена из лю Гионов? Пошел вон, рвань!
Равные не принимали Талагию за равную. Посланница особых поручений вызывала у знати, как минимум – настороженность. Как максимум – нескрываемую неприязнь. Люди боялись того, чего не понимали… про даму еще и ходили слухи, что она не чурается колдовства! В прежние времена девушку сожгли бы на костре, а после – устроили суд, который, может, и оправдал бы баронессу, да поздно. И вряд ли. Фактически, воительница жила лишь властью Триумвирата, пред которым трепетал даже Магистерий. Все по той же причине – волшебники не понимали истоков могущества Триумвиров. И боялись их. Только колдуны подходили к страху более осмотрительно – осторожничали. Втянули когти и ходили перед правителями на задних лапках, плетя козни во снах и мечтах, лелея надежду, что те станут явью.
Так что успешное завершение очередной миссии – убийства… нет, как-то плохо звучит… "устранения" речного тролля – так лучше, дама праздновала в "Ржавой подкове", кабаке в ремесленном квартале Матогры. Сам город располагался на юге-востоке Империи, неподалеку от Ротаргадских гор – владений гномов, и Бескрайних равнин – родины карликов. И нет ничего удивительного, что в кабаке хватало как тех, так других.
Трактир, в целом, неплох. Пиво в меру кислое. Тараканы с потолка не сыплются в тарелку, как тополиный пух в начале лета. И готовят вполне съедобно! Одно раздражало – волынка. Поскольку львиная доля посетителей приходилась именно на гномов, чьим народным музыкальным инструментом и была волынка, то, вполне ожидаемо, этот противный, назойливый писк никак не умолкал! Откуда столько силы в легких бородатого музыканта? Непонятно! Он заканчивал одну мелодию, вливал в себя кружку пойла, и сразу начинал другую. Артисту вторили еще двое – скрипач и флейтист. И, чем громче разговаривали посетители, чтобы расслышать хоть часть беседы, тем громче играли музыканты, недовольные тем, что свои пошлые сплетни гости предпочитают высокому искусству.
– Эля! – хлопнула Талагия по стойке.
Корчмарь, самый типичный, как и большинство трактирщиков – средних лет, чуть полноват, с глазами, в которых светилась мудрость веков, что-то вроде "ну-ну… и таких видали… и не таких – тоже видывали", в застиранном фартуке, молча взял кружку, нацедил ее доверху, открыв краник бочки, и вернул посетительнице. Баронесса сделала глоток. Вот же собака! Как и любой представитель своей профессии, корчмарь талантливо налил половину пены! Впрочем, девушка слишком устала, сражаясь с троллем, и находилась в слишком хорошем расположении духа, чтобы устраивать склоку из-за такого пустяка. К тому же, платить она все равно не собиралась…