Черные вороны 13. Боль в его глазах
Ульяна Соболева
(При участии Вероники Орловой)
Аннотация
Все
же я его не знала. Зверь возродился, и в этом безжалостном, кровожадном
чудовище я с трудом угадывала того, кто так безумно любил меня и наших детей когда-то.
Или намеренно, или случайно, но Максим поставил меня перед страшным выбором…И я
выбрала.
А
у каждого выбора есть последствия. У моего они станут необратимыми для всех
нас. Мне впервые в жизни так страшно…Я боюсь этого Зверя. Боюсь того, кем он
стал.
Я
лишь могу надеяться, что умру раньше, чем возненавижу его…Умру, все еще любя, а
не проклиная
Глава 1
Я очень плохо помню, что происходило
последние несколько часов после того, как позвонил Радич. Какими-то урывками
все. Как в кошмарных снах, когда из-за панического страха не помнишь ничего,
потому что мозг блокирует каждое воспоминание, чтобы пощадить разум. Все
оборвалось на том моменте, когда я ответила на звонок, я даже не почувствовала,
что в этот момент была на волосок от срыва в пекло…Воспоминая, анализируя все,
что произошло в эти дни, я буду думать о том, как Максим схватил меня за руку,
теряя все самообладание…и лишь потом я пойму почему. Есть вещи, которые не
исправить, есть слова, которые уже не вернуть обратно. Иногда не стоит их
произносить, даже если тебя разрывает от боли…потому что может быть, тебе их и
простят, но никогда не забудут и, возможно, однажды тебя придавит ими, как
каменной могильной плитой, и на ней сверху будут выбиты именно эти слова…как
цитата прощания с мертвецом. Но я не задумывалась об этом тогда. Не
задумывалась, что сбросила нас обоих с обрыва и что механизм разрушения уже запущен,
даже если мне сейчас кажется, что это не так.
Я помню, как Максим рывком прижал
меня к себе. Помню как мы оказались у места покушения, где-то на окружной
дороге…помню машину Фаины, изрешеченную пулями, и фургоны наших людей и полиции,
оцепившие территорию, чтобы папарацци не могли сунуться, пока они не закончат
свою работу.
Как сквозь туман видела Максима,
расталкивающего полицейских, срывающего ленту, и себя, словно со стороны, с
немым воплем бросившуюся к Марику, который тут же кинулся нам навстречу,
вырываясь из объятий Радича. Подхватила его на руки, лихорадочно целуя лицо,
гладя волосы, не в силах унять дикое сердцебиение и невероятную дрожь во всем
теле. Живой мой мальчик. Мне самой кажется, что я за эти мгновения успела
умереть тысячу раз и ни разу не воскреснуть. Страх за жизнь детей затмевает
все: любую боль, любое отчаяние и выходит на первое место, делая все остальное
ничтожным и таким незначительным. Но где-то внутри сработало это понимание, что
и Максим в ту секунду, как я произнесла пересохшими губами о покушении на
детей, забыл, что хотел разорвать меня на куски.
Увидела, как мой муж бросился к Фаине,
стоящей на коленях возле машины с другой стороны, и новый круг хаоса, сразу в
дыру черную, в воронку, с надсадным стоном, глядя застывшим взглядом на
белоснежный ботинок Таи с каплями крови на нем. Грудную клетку разрывает от
немого вопля. Максим рядом с нашей девочкой на земле, ее голова у него на
коленях, и его трясет так же, как и меня. Ее голос…такой тихий, такой хриплый,
полосует сердце, как лезвием, настолько сильно, что я корчусь от боли и страха.
Самого примитивного ужаса, который только может испытать мать.