Часть первая. На рубеже. Пролог.
О Русская земля! Уже ты за
холмом!
«Слово о полку Игореве»
Моему другу Николаю Дубровину, который подарил идею этой книги,
посвящается.
Часть первая. На рубеже.
Пролог
- Я уже стар, Чан-чунь.
- Шестьдесят две зимы ты
называешь старостью?
- Шестьдесят три, если считать
луны, проведенные в утробе матери.
- Хорошо, пусть так. Это возраст
мудрости, не старости.
- Мне трудно сесть на коня, сабля
всё чаще скучает в ножнах, жены не радуют, как раньше, и кумыс потерял вкус.
- Ты перечислил плотские
удовольствия. Мудрецу они не слишком интересны.
- Я не мудрец.
- Да, ты не мудрец. Ты владыка
мира, подобных которому не рождалось на земле. Чтобы идти этим путём, нужна
жизненная сила, которая выше иной мудрости. Поэтому я здесь - поучиться у тебя.
Хотя тебе шестьдесят два, а мне семьдесят шесть. Или семьдесят семь, если
учитывать луны в утробе матери. Да, семьдесят семь, мне нравится это число. Оно
состоит из двух семерок, что делает его вдвойне магическим, - Чан-чунь тихо
засмеялся, показывая крепкие желтоватые зубы, и Чингисхан почувствовал укол
зависти – у даосского монаха зубов было явно больше.
Кажется, этот разговор был
вчера. Но на самом деле прошло почти три года с тех пор, как Чингисхан отправил
Чан-чуня домой, в Китай.
Они общались недолго, но Темучин
(Великий Каган всегда помнил имя, данное ему отцом при рождении) часто вспоминал
часы и дни их бесед.
Особенно теперь, когда
стремительный водоворот времени ещё сузился и ускорился. Хотя, казалось бы,
куда уж быстрее?
- Время похоже на воронку, водоворот,
- говорил мудрый Чан-чунь и чертил палкой на песке перевернутый треугольник. - В начале жизни человек скользит по великому
кругу, и движение кажется ему медленным, едва заметным. Но с годами круги
сужаются, и скорость вращения возрастает. Быстрее, быстрее, ещё быстрее! До тех
пор, пока воронка не переходит в узкую горловину, куда человек стремительно падает.
Эта горловина и есть то, что мы называем смертью.
- И что потом?
- Опять воронка. Только
перевернутая, - монах чертил под первым треугольником второй – так, что
изображённая фигура напоминала песочные часы. Сначала быстро, потом всё
медленнее и медленнее. До тех пор, пока круг не станет таким широким, что движение
по нему будет занимать вечность.
- Это и есть бессмертие?
- Да. Это и есть бессмертие.
- Красиво. Но меня интересует
эта жизнь, - Чингисхан забрал палку у собеседника и ткнул в верхнюю часть
двойной воронки. – Здесь. Есть способ избежать падения в горловину?
Монах подумал, вздохнул, поднял
глаза на владыку мира.
- Есть, но тебе он не подходит.
Хотя учитель моего учителя, старейший из Восьми Бессмертных, великий Чжунли
Цюань, прежде чем познать дао, научиться искусству врачевания и воскрешения
мертвых, был боевым генералом и выиграл много сражений…
Тот путь, который предложил
даос, не устроил Чингисхана. Он был слишком длинным, даже сам Чан-чунь не
успевал им пройти. А главное – не соответствовал целям, которые ставил перед
собой Темучин. Владение миром было для него важнее бессмертия. Последнее рассматривалось
только как инструмент для достижения первого.
Мечта, - в ней было все дело.
Человек должен делать всё
возможное, чтобы осуществить свою мечту. А иначе зачем жизнь и даже бессмертие?