Читать Гитлерград

Вольдемар шел по вечернему городу. Навстречу шла веселая толпа, горланившая баварские песни. Сегодня была пятница, и можно было позволить. Трое парней и четверо девушек, хохотавшие видимо от недавно выпитой полрюмочки шнапса, – вряд ли больше, сейчас в Гитлерграде готовили такой шнапс, что можно было слететь с катушек с полной рюмки, сразу видно, что русские технологи, работавшие на Баварии, внесли свой древневодочный вклад в рецептуру, – перекрыли половину Маннергейм-штрассе, бывший Невский. Веселые фольксвагены жуки, бибикая, старались их объезжать, а какой-то опель-грузовичок плелся за последним баварцем, по-видимому, никуда не спеша.

Вольдемар зашел в одну из многочисленных подворотен, скользнул взглядом по стенам типичного двора-колодца, коими славился город, который немецкие жители между собой злорадно прозвали Гитбургом (*git – мерзавец, по-немецки), и остановился на голубеньких шторках третьего этажа. Они были закрыты.

– ясно, сюда больше ходить нельзя, – подумал Вольдемар и, быстро развернувшись, столкнулся с одним из поющих баварских парней, который был уже вполне трезв.

– герр Штольц?

– да

– герр гаулейтер вызывает Вас к себе

– сейчас?

– немедленно, герр Штольц, следуйте за мной.

Вольдемар с баварцем снова вышли на Маннергейма и пошли в сторону Адмиралтейства, которое с 1944 года стало зданием администрации восточных земель. Собственно, там и располагался кабинет гаулейтера Хеннинга фон Трескова.

Хеннинг Герман Роберт Карл фон Тресков стоял у любимого окна с видом на Маннергейм-штрассе, угадывая вдали, у московского вокзала статую финского генералиссимуса, венчавшую переименованный в его честь Невский проспект. Фон Трескову не удалось переубедить Бормана не называть Ленинград в честь этого конченного придурка, которого он, тогда еще первый офицер Генерального штаба группы армии Центр, самолично подорвал в Смоленске в марте 43го.

Находившийся тогда в Берлине, и ставший тогда канцлером Мартин Борман, опередивший застрявшего в войсках Геринга, вызвал Трескова и поговорил с ним начистоту.

– Хеннинг, – начал Борман, – я догадываюсь, что наш фюрер погиб не от гранаты смоленских партизан, а с Вашей помощью. Мюллер мне доложил мне, что за вашей организацией давно ведется наблюдение, ваши взгляды противоречат идеям нашего фюрера и вы явно тяготитесь великой миссией Германии

– господин Канцлер…

– не перебивайте. Вы знаете, что мы все устали от Адольфа, и, в общем, мы решили, что не так уж и важно, как он погиб, но мы, для важности дела, будем считать, что погиб он геройски, в борьбе с врагами, согласны, Хеннинг

– да, мой фюрер!

– брр….давайте без этой адольфовщины….пожалуй, вернемся к гражданскому обращению, которое было при Гинденбурге. Просто – Канцлер.

– яволь!

– а вообще, можете называть меня Мартин, не публично, конечно, а когда мы тет-а-тет. Все таки, мы многим Вам обязаны, герр Тресков

Гаулейтер вспомнил этот разговор и улыбнулся. Сколько времени прошло – целых 17 лет.

Тогда, весной 43го, Борман поручил фон Трескову немедленно начать со Сталиным переговоры о перемирии, которое и было заключено 22 апреля 1943 года. Демаркационная линия проходила по линии фронта, при этом Ленинград переходил Германии и ее союзнику Финляндии.