С невыразимым презрением смотрел я на прекрасную Иландриель. После того как она совершила ЭТО, все чувства к ней умерли, сменившись отвращением:
– Нет, Иландриель, после такого нам никогда не быть вместе! Сегодня же ты покинешь дворец, и больше никогда мои глаза не будут оскорблены столь жалким зрелищем!
Прелестное лицо исказилось от злобы, переполнившей её чёрное сердце:
– Так не доставайся же ты никому! – закричала моя бывшая возлюбленная, и в меня полетело напитанное ненавистью заклятье.
Я упал на холодный мрамор пола и, не в силах пошевелить даже ресницами, слушал певучие слова древней речи, что предрекали мне тяжкие времена. Мысленно я сразу перекладывал туманные поэтические строки в более внятную прозу. Ограничивающие заклятие рамки звучали, если отбросить словесные кружева, так:
– Ты пребудешь в самом жалком облике, пока любовь к тебе не соединит двух врагов, и ты не ответишь на любовь любовью.
Смешная она, эта Иландриель! Мне при моей внешности и врождённом обаянии ничего не стоит очаровать любого, даже если буду одет в лохмотья. Любовь втроём, правда, меня никогда не привлекала, но если нет другого выхода…
Баба Маша, не отрывая глаз от окна, торопливо одевалась. Нужно поспешить, пока лавочка свободна. За неё шла постоянная борьба между таджикскими детьми из третьего подъезда, мамочками с колясками, любителями пивка из соседнего общежития, местными тинейджерами и пенсионерками.
Она схватила первую попавшуюся под руки кофту, поверх накинула любимую пёструю шаль и торопливо пошаркала в коридор, где предстояло самое сложное – надеть короткие мягкие бурочки.
Софья Михайловна тоже спешила. Лавочка под окном стояла восхитительно пустая. Не видно даже её вечной соперницы – бабы Маши. Они были ровесницами, родились в один год, учились в одном классе. Но никто не звал Софью Михайловну бабкой! И Софья Михайловна, как и весь двор, с особым удовольствием даже мысленно звала эту наглую Машку бабкой, подчёркивая эту разницу.
Софья Михайловна глянула в зеркало, припудривая нос и проверяя состояние причёски. Подкрасила губы и махнула расчёской, поправляя лёгшую не туда прядь. Затем надела синий жакет, который особенно любила за то, что превращал серые глаза в голубые. И шляпка у неё имелась как раз подходящего цвета! Обулась в удобные итальянские туфли, что прислала ей дочь из своего далека. Ещё один взгляд в зеркало. Безупречна! Теперь Софья Михайловна готова предстать перед миром и двором.
Вот только тщательные сборы сыграли с ней злую шутку. Открыв дверь подъезда, Софья Михайловна уткнулась взглядом в знакомую спину. Баба Маша! Опередила! Странно только что она не спешила опуститься на лавочку. Стояла и рассматривала что-то на ней.
– Добрый день, Маша! – прохладным голосом поприветствовала соперницу, направляясь к лавке. – На что смотришь? Сокровище обнаружила?
– Привет, Софа! Смотрю, кто-то мешок нам подкинул. А кто это мог сделать, не видела. Когда в окно наблюдала, никого рядом не было. Выскочила сюда – кругом никого, а он под скамейкой лежит.
– Право, Маша, ты как из деревни приехала. Какой мешок? Такая стильная сумка из натурального льна. Органик! Видишь, цвет какой – явно ни грамма химии, только натуральные красители.