В ней не без умысла коротко и нарочито фрагментарно приводятся четыре диалога, имевшие место, соответственно, за 3, 2, 1 месяц и неделю до событий, речь о которых пойдет в следующих главах. Можно считать это прологом.
– Ваш пропуск, сэр.
Пропуск был незамедлительно предъявлен. Рука взметнулась к козырьку, и охранник отодвинулся в сторону.
– Ваш допуск, сэр.
Лазерный луч исследовал сначала подушечку большого пальца, затем зрачок глаза. Возражений от электроники не последовало, и лампочка мигнула. Охранник, как брат–близнец похожий на коллегу у внешнего контура, сделал шаг вправо. Дверь открылась.
Теперь пять минут по коридору, коротко кивая встречным, и вот они, начальственные чертоги.
– Довольно прохлаждаться! – не ответив на уставное приветствие, рявкнул человек за столом. – Слышите? Довольно!
Это была его обычная манера – с хода вогнать человека в трепет. Подчиненного, естественно. С людьми, стоящими пусть на ступеньку, но выше на иерархической лестнице, руководство было куда сдержаннее. Что тоже естественно.
– Довольно, я сказал!
Тут главное – не выяснять, что, собственно, произошло. Тебе скажут. А когда скажут, упаси, Всевышний, перечить. Только внимать и пучить глаза. Начальство любит усердных. И безответных тоже любит. Еще больше.
– Вы завалили последнее дело. Как завалили и предпоследнее. Имейте в виду, так просто вам это с рук не сойдет.
Никто и не надеялся.
– Складывается впечатление, и не только у меня складывается, что в вашем отделе никто не работает. Даже хуже. Если ничего не делать – это полбеды. Никому никакого вреда, все идет своим чередом – вдруг само рассосется? Или не рассосется. Вы строчите доклады, изводите чертову уйму бумаги, до последнего цента расходуете отведенные вам средства, рапортуете о вербовке перспективных агентов, представляете планы эффектных операций, но результат–то нулевой! Агенты оказываются никчемными болтунами, операции скисают толком не начавшись, так что остаются одни бумажки. С ними бы в сортир, так ведь нам еще приходится тратить деньги на то, чтобы измельчить вашу продукцию. Знаете, сколько стоит утилизация поступающих из вашего отдела документов?
Тут не отмолчишься. Вопрос задан и пауза взята.
– Нет, сэр.
– И этого не знаете! Короче, вам и в вашем лице всему отделу предоставляется последняя – я подчеркиваю, последняя! – возможность реабилитироваться. Докажите, если сможете, если мозгов и силенок хватит, что вы чего–то стоите.
– Я весь внимание, сэр.
– Не перебивайте! Значит, так. Русские опять мутят воду. На словах они двумя руками готовы взяться за кувалды, чтобы разрушить – замечу, за наши деньги, – свой военно-промышленный комплекс, на самом же деле они вовсе не торопятся это делать. А ведь мы не требуем многого. И разумеется, не требуем всего. Формально наши интересы не простираются дальше тех предприятий, производство на которых остановлено из–за недостаточного финансирования, отсутствия заказов и изношенности оборудования. Русским они так и так ни к чему, мы же готовы заплатить, лишь бы они стали ни к чему и нам. Нет завода – нет проблемы.
– Как это верно. Как образно.
Вовремя польстить – искусство. Высокое искусство высокое начальство ценит.