– …Снег идёт, снег идёт, к белым звёздочкам в буране тянутся цветы герани за оконный переплёт1…
Слова кувыркались в воздухе, путались, вверх взлетали – над этим полем искристо-белым, над угольными нитями дорог. Она летала вместе с ними, не понимая – зачем всё это? И, когда смешались звуки, а небо и земля местами поменялись, она вдруг осознала, что…
Толчок, ещё один. В чёрную воронку понеслось и небо, и поле, и птицы, взмахнув ей на прощание испуганным крылом. Она вздохнула и глаза открыла. Поезд электрички по-прежнему нёсся сквозь метель, и она сидела на том же самом месте, где задремала пять минут назад. Или прошло чуть больше времени? Ей показалось, что в вагоне вроде бы светлее стало. И тише – песня музыканта, под которую она почти заснула, смолкла, и слышались теперь лишь шорохи, покашливание и чей-то тихий разговор за спиной.
«Надо было всё-таки на машине ехать, – подумала она, бросая взгляд в окно. – Подумаешь, оранжевый уровень опасности. С моим Мустангом это ерунда».
Когда отец дарил ей «мерседес», он первым делом, после радостных поцелуев любимой дочери, спросил: «Как назовешь её?» – предполагая, видимо, что имя будет женским.
– Мустанг, – не думая, выпалила она.
– Почему Мустанг? – удивился папа.
– А ты хотел, чтоб я её Красоткой назвала? Ну уж нет, – хихикнула она, – одной красотки в моём прекрасном лице нам хватит. Правда, мальчик? – И провела рукой по серебристому боку новой игрушки.
И вот теперь, упираясь в жёсткую спинку, от которой разболелась спина, она кляла себя за послушание.
– Нет, девочка моя, МЧС предупреждает, что сегодня будет метель и москвичам лучше пересесть на общественный транспорт!
– Но папа!
– Или ты хочешь, чтобы я весь день переживал о тебе? Ты же знаешь, моё сердце…
Это был запрещённый удар, и отец всегда им пользовался, когда хотел настоять на своём. И что было ей делать? Да, пересаживаться на этот чёртов общественный транспорт! Хорошо, что хоть место в переполненном вагоне ей досталось. Но это случайность, просто она оказалась чуть расторопнее своей соседки справа, толстой бабищи с объёмными авоськами, которая просто не успела первой добраться до заветного сидения – габариты тела не позволили. А нечего запускать себя до скотского состояния! Весит небось больше, чем её Мустанг! Зато с места не сдвинешь эдакую махину. А ведь вроде бы не такая уж толстуха и старая. Кожа вполне ещё, гладкая, без морщин. Только мерзкие прыщики по скулам разбрызганы. Её косметолог говорит, что это от печени, а уж Фатиме можно верить, сколько лиц под её руками побывало!
Сладко зевнув – недавняя дрёма подействовала на неё расслабляюще, – она бросила быстрый взгляд наверх, в сторону толстухи, но почему-то теперь её не увидела. На её месте колыхался худосочный тип в узкой шапочке и круглых очочках. Странно. Куда же тётка делась? Или она дремала не пять минут, как показалось, а гораздо больше, и станцию проспала? На которой толстуха и вышла… Ажурные часики подлетели к самому её носу. Да нет, вот же, три минуты прошло с тех пор, как от станции отъехали. А этот отрезок длинный самый, нет здесь больше остановок. Значит, объяснение может быть только одно – неудачливая пассажирка просто передвинулась дальше по салону, покинув поле её зрения.