Пой, покуда полна твоя чаша —
Забвенье на самом донце!
До кома в горле и до мурашек
Пой, покуда поётся!
Больше другой такой не сможешь
Чаши испить, как эта.
И песни другой не споёшь тоже,
Чем та, что над чашей спета.
Звуки её оседлают ветер,
Ночь разорвут зарницей.
Будут кружить и кружить на свете
Пылью… А может, птицей!
Птица присядет на ветку клёна
(в листья лозы, на пашню),
Где одиноко грустит влюблённый,
Измученный жаждой.
Он прикоснётся к струнам – лютня
Застонет страстно…
Чаша полна. Ты вернулась к людям.
Здравствуй!
Живёшь, как агент под прикрытием —
Всю жизнь в параллельных мирах:
Твою подноготную вытянуть
Бессильны посулы и страх.
Живёшь под высокими токами,
Неведомыми никому,
Как всполохами одинокими,
Стихами преследуя тьму.
Без хэппиэнда, как в «Доме у озера» —
Наша любовь разминулась во времени.
Так, как весна не встречается с осенью,
В разные сроки с тобою горели мы.
Были друг другу мы кем-то назначены.
Только судьба, видно, штука капризная,
Если с тобой повстречались иначе мы,
А расставанье закончилось тризною.
Только любовь не прошла. До конца ещё
Маяться снами неосуществлёнными.
Видеть глаза твои в бликах мерцающих.
Слышать дыхание ветра под кронами…
Зимним вечером в окнах льдистых
Свет оранжевый.
Приходили друзья проститься
К умиравшему.
Пол поскрипывал. Час за часом
Свечи таяли.
Боль утихла. Поэт венчался
С вечной тайною…
Целый век пролетел, бедовый,
С половиною.
Отчего ж эти слёзы вдовьи?
Чем повинна я
В этой схватке на Чёрной речке
Во вчерашней?
Или всё это синий вечер,
Свет оранжевый?
Въехали в август на рыжем коне.
Тянут вагоны стальную подпругу…
Мимо коровы по спелому лугу
Бродят лениво в вагонном окне.
И, среди прочих знакомых примет,
Мимо плывут осетинские сёла.
Этот народ остаётся весёлым:
Здесь представленья о времени нет.
Это, ребята, зовётся Кавказ.
Вот вдалеке появляются горы:
Нам тесновато за этим забором —
Шутка ли дело, как много здесь нас!
Остановись возле этих ворот.
Ты только странник с тряпичной котомкой —
Всё, что когда-то оставишь потомкам…
Бабушка внуков за ручки ведёт.
Как беспомощен сильный мужчина!
Хотя внешне спокоен и твёрд.
Но в его аккуратных морщинах
Время скорбную запись ведёт:
Обо всех пережитых утратах —
Стиснув зубы, в походном седле, —
Об ошибках и срывах проклятых,
Об ответе за всё на Земле…
И никто не узнает причины,
И никто не заметит тревог.
Как беспомощен сильный мужчина!
Как трагически он одинок…
Уже ветер шумит по-осеннему,
Уже птицы молчат поутру.
Я душой припадаю к Есенину —
Но не пьяные песни ору,
А шепчу непонятные, странные,
Благодарные эти слова:
Я смирилась с отверстою раною,
Её боль означает – жива!
Раз, кривя саркастически рот,
Ковыряя брезгливо закуски,
Гость спросил у меня:
– Патриот!
Вот скажи: ты, наверное, русский?
Мы сидели за общим столом,
Поминая отцов и Победу.
Мы добро не мешали со злом,
Но коробило что-то соседа.
Он ворочался, как на углях,
И, бедняга, не снёс перегрузки.
– Твои деды – татарин и лях!
– И татарин, и лях. Только русский.
– Вспомни свой девятнадцатый век:
Весь бомонд говорил по-французски!
И Толстой, и Тургенев, и Фет…
– Это верно. Но думал по-русски!
– Вас варяги учили уму!
От монголов глаза ваши узки!
Чем гордиться тебе – не-пой-му!