⇚ На страницу книги

Читать Дом, сотворенный из вторников

Шрифт
Интервал

© Александра Зайцева, 2020

© Интернациональный Союз писателей, 2020



Зайцева Александра Васильевна

Дом сотворённый

Дом сотворённый ветшает, пока ничей,
гибнут бесценные фрески, коллекции редких вещей.
Я – восхищённый смотритель,
зову: придите,
и торжественно жду гостей.
И они идут.
Одинокие, но чаще толпами,
Босоногие, но чаще топают,
сбивая с ботинок грязь на дубовый пол.
Мнят себя меньшим злом,
мажут углём
лозунги, имена и даты,
но чаще – три буквы матом.
Так великое воинство стало стадом,
а их пастыри – мелким жульём.
И одни приносят цветы в горшках,
другие – ночные вазы,
Но каждый сразу
ищет по вкусу место.
Как не рассадишь – тесно:
сосед справа не вышел расой,
сосед слева противен рясой,
или просто плохое кресло.
И не хватит хлеба щербатым ртам —
Выпьют водки, закажут продажных дам…
Раз не вышло зодчество, брошу храм
и освою иные ремёсла.
Но сначала закрою двери, открою кран,
и второй, и третий, и сколько их там —
пусть льётся!
Только бы уследить, чтобы ушлый никчёмный хам
не успел добраться до шлюпки и взяться за вёсла.

«Тишина из тишины…»

Тишина из тишины,
Полумёртвые цветы,
Сквозь фарфор китайской вазы
Пролетают чьи-то сны.
Словно ветер в парусах,
Словно пепел в волосах,
Сны о тех, кто нас полюбит
И погубит в наших снах.

Ночное бессонное

1
А я всё так же сижу ночами с остывшим чаем
И глотаю книжную дрянь, спотыкаясь на каждой фразе:
О, как мило виконт пленяет и льнёт очами
К даме в тесном корсете, которая вся в экстазе.
Я хожу на балкон замерзать и курить до фильтра —
За оконным стеклом магнитола едва бормочет,
С хрипотцой и ленцой рассуждая в прямом эфире,
Почему мне подобных брутальный самец не хочет.
К четырём начинаю пить, выбирая не вкус, а градус,
Заполняю блокнот враньём – я художник, и я так вижу.
Как же вышло, что все улетели к звёздам, а я осталась
С белым флагом и фонарём, по колено в снегу, на крыше?
Как случилось мне стать посредственной, злой, плаксивой?
Да плевать. Поздравляю меня с рассветом!
И не вздумай теперь вернуться, я не простила,
Заведу лучше кошку, чтоб в марте орать дуэтом.
2
И не было у неё никого – ни детей, ни мужа,
И после гостей оставались лишь грязные чашки.
Она обнимала кошку, та прижимала уши,
Она обижалась: не любишь меня, бродяжка?
И кошка совсем не любила, хоть и жалела малость
Двуногое существо, что суетится рядом:
Экое неуклюжее, вечно жующее гадость,
Травится табаком и своим же ядом…
Так и грустили обе в разных углах дивана —
В двух параллельных мирах на истёртом плюше,
Одна от того, что хозяйка на ночь окно закрывала,
Другая – от той же ночи, что заползала в душу.

«А тёплые места у Золотых Ворот…»

А тёплые места у Золотых Ворот
заняты,
кажется, я пропустила раздачу.
Осень. И дождь всё идёт и идёт,
Или я плачу?
Бог всех бездомных бродяг и дворняг,
грустных помойных кошек
ведь снизошёл, даже чуть приобнял
и подарил грошик:
Радуйся, детка, купи сухарей
и леденец на сдачу.
Осень. А дождь всё сильней и сильней,
Или я плачу?

«Акробаты в моей голове как безумцы вращают сальто…»

Акробаты в моей голове как безумцы вращают сальто,
Старый буфф скалит зубы и радостно бьёт в литавры.
Поднимая столбом опилки, по кругу летят кентавры,
А факира с утра несёт то огнём, то сталью.
Дамы в перьях и блёстках жеманно целуют змей,
Укротитель в бинтах – его твари раскрыли пасти.