Я – свидетель. Когда я пришла к этому выводу, мне стало немного легче. Все же свидетель – это не виновник происшествия. Хотя если послушать моего мужа Игоря, получается, что я вроде как косвенно причастна к тому, что происходит с моими близкими людьми. Наше окружение включает и нас самих. А мы несем на себе печать своего окружения.
Мое окружение – это бабушка Кира, отец с матерью, тридцатипятилетняя разведенная тетя, пятнадцатилетний племянник Кирюша с психиатрическим диагнозом, подруга Ксюша со своей мамой, которых Игорь считает малахольными, оба Ксюшины мужа – бывший и нынешний, а также все друзья родительского дома, которых я не могу не причислить к своему окружению, поскольку росла с ними бок о бок и они влияли на меня и на мою жизнь. К моему окружению нельзя не отнести коллег-учителей и учеников. В прошлом учебном году это были сплошь умницы лицеисты, ухоженные и порой слишком избалованные; в этом учебном году – интернатские разболтанные дети – матерщинники, не понимающие нормальных слов… А я – свидетель. Клянусь, я вхожу в их жизни непроизвольно, порой – не прикладывая к этому никаких усилий, и становлюсь участником событий, в которых участвовать совсем не хотела! А муж утверждает, что я вляпываюсь в них по собственной инициативе. Одно я знаю точно – невзирая на то что мне пришлось пережить в этот непростой год, я не перестала любить свой маленький мир и, надеюсь, благодаря происшедшему с нами даже стала немного мудрее.
Началось все с того, что Игорь отказался ехать на юбилей Киры. Ей исполнялось 65, она по-прежнему преподавала в университете историю, имела ясную голову и могла бы командовать армией, но приходилось сужать руководящие способности до рамок семьи. Точнее, своего окружения, поскольку под широко распахнутое крыло чадолюбивой Киры попали и ее бывший ученик Рома Горин вместе с женой и дочкой, а также подруга дочери, для меня – тетя Таня, мамина подруга и одновременно мать моей подруги Ксюши. И еще… Впрочем, это не столь важно.
Итак, я ходила по квартире, пытаясь придумать аргументы. Игорь сидел ко мне спиной, уткнувшись носом в жидкокристаллический монитор компьютера, и делал вид, что не замечает моего волнения. Компьютер – вечное прибежище Игоря в наших семейных разногласиях. Наверное, поэтому я терпеть не могу компьютеры.
Наша двухкомнатная хрущевка давила на меня потолками и стенами. Разбежаться-то особо было некуда, и я ходила от шкафа до окна, заодно собирая разбросанные дочкой игрушки.
– Мы не можем испортить бабушке праздник! – воскликнула я, с мольбой уставившись в затылок Игоря. – Она ждет, она готовится… Все приедут, а семья внучки – нет. Как такое можно представить, Игорь?
Иногда мне кажется, что за компьютером он становится на время глухим. Но даже таким я не перестаю любить мужа. Его стриженый затылок, его бескровные уши, прижатые к голове, его плечи – острые и неровные, без покатостей. Плечи, пожалуй, лучше всего остального выражают характер моего мужа. Они подчеркивают его скрытое упрямство, которое выходит наружу всегда неожиданно. Так, что даже теряешься.
– Я же не настаиваю, чтобы ты не ехала. Забирай Иришку, поезжайте с Черновыми. А за меня извинись, скажи, что комиссия.