Граф Вийон ла Руа привстал в стременах, закованная в железо рука легла на эфес меча. Мгновение, и длинный тяжелый клинок, блеснув на солнце, взлетел к небу.
– На штурм, сучьи дети! На штурм! – Заревела луженая графская глотка.
– Вперед! На штурм! – Как эхо понеслось по ощетинившейся копьями линии войска.
– А-а-а-ааа! – Полетел, нарастая, дикий вой, и озверевшая толпа, грохоча железом, понеслась к стенам замка.
Вийон окинул взглядом пробегающих мимо латников. Разинутые в крике рты, налитые ужасом и кровью глаза. Копья, мечи, топоры в побелевших от напряжения руках. Войско ла Руа шло на штурм замка Бренер.
Он обожал этот момент, когда кровавая баня еще не завертелась, когда битва еще не свелась до узкой прорези в забрале шлема. Этот момент, когда по его воле, по взмаху его руки, беспощадная стальная лавина, сорвавшись, летела, чтобы мять, крушить, жечь и рубить каждого, кто встал на пути графа Вийона ла Руа.
Вийон вонзил шпоры в бока жеребца, и тот, злобно заржав, рванул с места. Перед глазами замелькали клочья вытоптанной травы и черной земли. Он мчался по выжженной равнине, между почерневшими остатками деревенских лачуг, туда, к маячившим на холме башням старого замка. Там, за этими жалкими камнями, пряталась она, та, кто посмела смеяться над ним, кто посмела отказать ему, самому графу ла Руа.
– На штурм! – В его ушах загремел собственный крик, и он еще пришпорил и без того несущегося коня.
Вийон вел свою бронированную дружину к зияющему чернотой проему ворот. Его бойцы у стены срочно оттаскивали с пути сделавший свою работу таран и остатки некогда крепких дубовых ворот. Они торопились, видя своего графа впереди несущейся конницы, и как маленькие муравьи спешили и суетились, расчищая ему дорогу.
Замерла в предвкушении боя душа, закипела кровь, каждый нерв накалился до предела, превращая его в безжалостную смертоносную машину. Сейчас он ворвется во двор, и кровь польется рекой.
Я отомщу, я отомщу, я отомщу! – Застучало тяжелым молотом в голове. В памяти всплыла картина того яркого осеннего дня, когда он прибыл в замок Бренер просить руки юной Луизы. Старый барон был еще жив и сидел, сгорбившись в огромном кресле. Наверное, он предчувствовал, чем все это закончится. Кому как не ему было знать свою обожаемую дочь.
Разве я не сделал как надо, – Вийон до хруста стиснул зубы, – разве не привез я богатые дары отцу и невесте. Разве не склонил я голову перед худородным бароном, давая ему небывалый шанс породниться с самим графом ла Руа.
Копыта загрохотали по булыжной мостовой, промелькнули едва успевшие отскочить воины. Обрушилась темнота воротной башни и… В прорезь забрала, ослепляя, ударил солнечный луч, и сразу же, не давая ни секунды на размышление, тяжелое копье бухнуло в щит. Вийон оскалился и поднял жеребца на дыбы.
– Шакалы!
Его клинок отбил удар еще одного копья и тут же полетел вниз на головы защитников. Удар! Хрустнул пробитый череп, и меч взлетел вновь. Граф бросил коня вперед, сбивая с ног ошарашенных копейщиков. Стальное лезвие заходило как челнок. Вверх – вниз, вверх -вниз. Брусчатку двора залила лужа крови, и Вийон, почувствовав ее терпкий запах, ощутил соленый вкус на своих губах.
– Кто еще! – Заревел голодный зверь где-то в глубине души.