– Десять дней, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – И ни минутой меньше. На десять дней ты поступаешь в полное моё распоряжение. Я могу делать с тобой все, что захочу. Приказывать, что считаю нужным. А ты беспрекословно подчиняешься. Никаких других условий не будет.
Что?.. Это, надеюсь, шутка? Непохоже. С таким лицом не шутят. С таким лицом отдают распоряжения, не сомневаясь, что их тут же исполнят. Я с ужасом смотрела в его глаза. В ледяные синие глаза, настолько холодные, что, казалось, темные полукружья густых коротких ресниц вокруг них вот-вот покроются инеем. А когда-то я считала, что его глаза похожи на теплое летнее море.
Когда-то.
Тысячу лет назад.
В той, другой жизни.
– Что?.. – прошептала я, силясь собраться с мыслями.
Он и не подумал ответить. Ни один мускул не дрогнул на бесстрастном надменном лице. Знакомом до боли и… незнакомом. Совсем незнакомом.
Короткие темные, почти черные волосы, высокий чистый лоб, хмурые брови. Точеный римский нос с небольшой горбинкой, будто высеченные из камня крутые скулы. Четко очерченный рот с упрямо сжатыми губами, крепкий подбородок, отливающий синевой.
Широкие плечи, втиснутые в строгий костюм, застегнутая до последней пуговицы белоснежная рубашка. Небрежно лежащие на столе руки с переплетенными в замок пальцами. Длинными, красивыми пальцами. Как у пианиста.
И едва уловимый запах… Смесь ароматов дорогого парфюма, чистоты, свежести… Запах успеха и богатства…
В дельце, привыкшем получать всё что ни пожелает, я отчаянно пыталась разглядеть того мальчишку, с которым когда-то встречалась.
Встречалась… Тайком выбиралась из дома и гуляла с ним по залитым лунным призрачным светом дорожкам старого парка, держась за такую теплую уютную ладонь… И целовалась в беспросветной тени каждого дерева… До одури, до остановки дыхания, до грохота крови в висках, до странной блаженной истомы…
И обмирала в кольце горячих подрагивающих рук, тонула в его потемневших глазах, в бездонной глубине которых жарко клубилась тысяча и одна ночь вместе с луной и звездами.
А вернувшись домой, не могла уснуть до рассвета. От распирающего душу предчувствия счастья. От чего-то безумно хорошего, что вот-вот наступит. От сладких мыслей о новой встрече уже вечером… И сегодня, и завтра, и… всегда…
Но того мальчишки больше не было. Такие влюбленные сумасшедшие мальчишки не выживают в жестоком суровом мире больших денег. Их или сжирают конкуренты, или сам бизнес перемалывает своими жерновами и выплевывает обратно бездушными, серьезными, холодными акулами. И никакого у тех акул теплого моря с солнечными брызгами в глазах. Там Северный Ледовитый океан и стужа, от которой хочется плакать.
Слова застряли в горле, перехваченном спазмом. Удалось лишь тихо выдавить:
– Я согласна.
– Отлично.
Отлично? Для кого? То, что он предложил… Это немыслимо, безнравственно, чудовищно, унизительно! Но… одним росчерком пера он сейчас даст мне надежду на то, что с мамой всё ещё будет хорошо.
Алекс достал из ящика стола чековую книжку и начал аккуратно, не торопясь, заполнять листок. Сердце колотилось как сумасшедшее. Вдруг он остановился, задумчиво взглянул на меня исподлобья.
– Знаешь, мне кажется, ты не слишком хорошо отдаёшь себе отчёт в том, на что согласилась.