Уж что-что, а опаздывать я умею. И вообще попадать в неловкие ситуации – в этом деле я, можно сказать, профи, а Нью-Йорк помогает мне творить глупости. Как-то раз, например, я не вышла на работу, потому что решила, будто выиграла в лотерею (оказалось, случайно глянула на результаты предыдущей недели). По дороге за выигрышем я успела сообщить боссу, что мне надо съездить по одному очень важному делу, и если вдруг буду нужна – пусть ищут меня на моей шикарной яхте, где я вкушаю виноград из рук высоких загорелых красавцев. Увы, босс юмора не оценил, распечатал мое письмо и раздал его всей редакции. Так что винограда в тот вечер мне не досталось, пришлось утешать себя затхлым попкорном.
В другой раз я посмотрела на ночь «Марли и я», прорыдала до самого утра и отправилась на работу с красными зареванными глазами. Еще я вечно садилась в метро не на тот поезд, по полчаса искала ключи от машины, которой у меня никогда не было, а однажды даже пропустила ужин с лучшей подругой, потому что у моей собаки приключился нервный срыв.
М-да… Это, конечно, не повод для гордости, но я и впрямь ходячая катастрофа. Нет, даже не так. Хуже! Я буквально притягиваю к себе неприятности. Если есть кнопка, которую ни при каких обстоятельствах нельзя нажимать, бесценная ваза или дышащая на ладан старушка, в общем, хоть что-то, представляющее для вас ценность, – не вздумайте ни при каких обстоятельствах подпускать меня близко. Одно утешение – журналист я, наверное, неплохой, раз до сих пор не вылетела с работы. Правда, задания мне дают самые унылые, лишний раз напоминая, какая я все-таки неудачница… Как бы хорошо ты ни умел писать, трудно пробиться на должность ведущего репортера, если ты каждую минуту можешь сесть в лужу.
– Просыпайся!
Я пнула Брэйдена под ребра. Брат застонал и перекатился на бок.
Ему через неделю стукнет тридцать, а он до сих пор живет с родителями. Взамен они требуют только одного – чтобы он хоть чуть-чуть помогал по хозяйству. Увы, братец из тех, кто пальцем о палец не ударит лишний раз, поэтому у родителей порой лопается терпение и его выгоняют на улицу. Тогда Брэйден ночует у меня в кладовке, потом через пару дней просит прощения у родителей и возвращается под родную крышу.
Если я – воплощение хаоса, то Брэйден – ходячий бардак. Он унаследовал ту же тягу к разрушениям, что и я, но не пытается хоть как-то исправлять свои ошибки. В результате у нас имеется двадцатидевятилетний детина, который днями напролет играет на телефоне в «Покемон-гоу» и изредка подрабатывает «санитарным инспектором» – то есть за сущие гроши метет городские улицы.
– Солнце еще не встало, – сквозь сон запротестовал Брэйден.
– Бесплатная гостиница закрыта! Иди мирись с папой и мамой и верни мне мою кладовку!
– Ладно, ладно. Только поймаю одного редкого покемона, пока я в центре города… А потом, может, и к родителям загляну…
Я набросила пальто, взяла две разные туфли – темно-коричневую и синюю, потому что не было времени искать подходящую пару, – и на цыпочках прокралась к выходу. Хозяйка дома жила прямо напротив меня и при каждом удобном случае спешила напомнить про арендную плату.