Читать Эйви

…Давно это было. Старики не упомнят когда, а если говорят, что помнят, то не верьте им. Темнота вокруг, пока Небесный старик Торум не открыл глаза. Он парил в пустоте без времени на границе сна и яви. Он порвал ткань мироздания на две части. Верхняя стала небом, нижняя морем. Он парил в невесомости и создал Калтащ, Мать Жизни, она обратилась уткой и снесла яйцо жизни, но некуда было его положить. Их старший сын Куль-Отыр, обернулся гагарой и нырнул на дно моря. Трижды нырял он и, наконец, добрался до дна. Он ухватил землю и вытащил её на поверхность, но глубокие тени легли на его сердце, в непроглядной тьме пучины он преобразился. Усталая Калтащ уронила яйцо на землю. То покатилось и разбилось. И вышли из него два солнца, по небу поплыли облака. Когда заходило одно солнце, поднималось второе, и всегда было светло.

…В памяти людской стёрлось воспоминание о времени, когда боги ходили среди людей. Время, когда мы не знали тьмы, холода, голода. Когда люди и звери говорили на одном языке. Два солнца катилось по небосводу.

…Но тьма в душе Куль-Отыра разрасталась, и решил он поселить в сердца людей сомнения и страх. Он взобрался на небесный купол и столкнул одно из солнц с небосвода. Диск упал и разбился, и мир погрузился в темноту. Ночь заполнили тени, шорохи, страхи, все те, кто до этого прятался в подземелье.

…Осерчал на него верховный правитель Торум, в наказание за проступок заковал ноги Куль-Отыра в чугунные сапоги. Сапоги были настолько тяжелы, что земля не могла выдержать его вес. Торум поручил младшей дочери, воительнице Вут-Ими, хранительнице людей, найти и вернуть все осколки небесного диска на небо.

…Долго странствовала Вут-ими по земле. Искала осколки. Билась с чудовищами, ходила неведомыми тропами. Наконец, она собрала всё, кроме одного. Второе солнце светило уже не так ярко. И стали люди звать его Луной. А потерянный осколок так и остался лежать на земле, ждать своего часа. Часа, когда ночное солнце вновь засияет с прежней силой.

***

Грузная фигура нависает над каменным котлом. Лениво булькает чёрное смолянистое варево, медленно надуваются пузыри, они несут в себе картины иных мест.

– Время пришло.

Тени вокруг зашевелились, ожили и липким потоком струятся по шершавым тоннелям подземелья.

***

Сумеречное небо хмурилось снегопадом. Лес замер в ожидании. Остророгий олень в упряжке бежал уверенно, снег тревожно хрустел под широкими лыжами нарт. Мужчина держался рядом. Белые хлопья летели со всех сторон, подхваченные невидимым плащом северного ветра, застилали глаза, налипали на брови, лезли под накинутый капюшон. Надо остановиться, переждать непогоду, но что-то толкало охотника вперёд. Предчувствие ворочалось, словно бессонный лесной хозяин в берлоге, и свербело в левом боку, подгоняло, шептало с ветром: "берегись". Охотник торопился. Он хорошо знал эти места. Здесь он на своей земле, где до него ходил отец, и отец его отца, и так с начала времён. В этих угодьях ему знакомо каждое растущее дерево, каждый заяц, жмущий большие уши под кустом, и прячущаяся в снегу куропатка. Сквозь пелену снежной взвеси он узнавал очертания приметных камней у поворота реки. Его не сбить с пути, даже если на небе не видно бегущих по небу Лосихи с Лосенком. Каждую зиму, как только чёрный зверь надевал мохнатую белую зимнюю шубу, охотник уходил на промысел и пока солнце не повернёт к весне, жил, ставил ловушки в далёком урмане, оставляя семью. Как делали все мужчины, до него. И его отец, и отец его отца, вплоть до самого первого Человека. Только в этот раз что-то прогнало зверя, разорило и переломало ловушки. Недоброе пришло в его земли, и торопился он домой, чуя беду.