Читать Путеводитель потерянных. Документальный роман

Памяти Сережи

Я выросла среди переживших Великую Отечественную, ГУЛАГ и Катастрофу. На обломках. Люди с их мыслями, картинами, музыкальными сочинениями, театральными костюмами, романами и домашней утварью были уничтожены в промышленном количестве. Достояния культуры провалились сквозь землю вместе с носителями. При этом все продолжалось так, словно бы ничего не произошло.

Не обладая глобальным мышлением философа Николая Федорова, который верил в возможность физического воскрешения из мертвых, я решила взяться за то, что доступно моему уму, – собрать информацию о погибших и их творениях. В то время еще были в живых те, кто мог рассказать о тех, кого убили. Вещественные доказательства их существования, если таковые сохранились, обитали в запасниках разных архивов и в домашних коллекциях. Лет двадцать я ходила челноком из мира живых в мир мертвых. Неожиданно пригодилось и знание чешского языка, который я стала учить в 1968 году в знак протеста против ввода войск в Чехословакию.

Всякий раз из рассказов очевидцев я выбирала лишь то, что раскрывало или дополняло исследование определенной темы. Сами же они и отношения, которые сложились между нами, оставались в тени. Теперь, когда почти все герои моих рассказов ушли в мир иной, я подумала, что самым важным были они, а не темы исследований, и замыслила эпопею. Но справилась лишь с двадцатью одной историей из сорока задуманных. Бывает – замахнешься, и руки повиснут над клавишами. Тот ли жанр, так ли надо об этом писать?

Есть книги, которые в процессе их создания открывают автору то, чего он ну никак не предполагал. Эта – не из тех. Здесь нет выдумки. Вместе с тем это не документ и не реминисценция. Возможно, характер этой книги в какой-то мере определен моей профессией арт-терапевта. Быть рядом, вглядываться, вслушиваться и не задавать наводящих вопросов.

Фото из альбома. Архив Е. Макаровой.

Ей 83 или 85, она живет с Богом и с собакой, именно в таком порядке.

Седые волосы бобриком, брючки, маечка – все чистенькое, беленькое. Глаза – моллюски, крохотные зрачки проблескивают сквозь узкую щель в створках, речь тихая, иврит с испанским акцентом. По какой-то причине она долго молчала, потом снова научилась говорить.

Знакомая, пославшая мне эту Эльзу, Элизабет, Элишеву, Элишку по фамилии Лангер Бертольд, Солосски, Штайнер, Эйнштейн, Ферейра, – выгуливает по утрам ее собаку. Проснувшись, Эльза (отцепим от состава имен головной вагон) должна побыть полчаса наедине с Богом.

Скажем так: собака наличествует вещественно, Бог – умозрительно. Она беседует с Ним в уме. Внезапный лай может создать помехи. Знакомая, которая выгуливает ее собаку, сообщила, что я как-то связана с Терезином. Нужна информация. Затем и пришла.

Кофе – да. Но без молока и сахара. При ней нельзя курить, иначе задохнется. Она заботится о своем теле, а Бог заботится о ее душе.

Все, что рисует, она потом находит в рисунках детей из Терезина. Скорее всего, она попала туда ребенком. Таких совпадений, до мельчайших деталей, быть не может.

Вторую жизнь она начала в Монтевидео, в 1944 году, первую, предположительно, провела в Австрии, Германии и Чехословакии, немецкий помнит, чешский пытается восстановить. Считает, что ее жизнь – тайна еврейской души, хотя мать была немкой. Материнская сторона обозначена дедом, врачом Рувеном Солосски, дядя служил адвокатом. Чтобы стать еврейкой, ей пришлось принять гиюр. Затем фигурирует Тироль, какой-то черный мост, ночь, большой корабль с британским флагом, на который перебираются из маленькой лодки какие-то тени.