Читать Держава. Том 3
ДЕРЖАВА будет, пока есть в
людях вера православная. Как
не станет веры, рухнет и
ДЕРЖАВА.
о. Иоанн Кронштадский.
Побеленный снегопадом и лёгким морозцем огромный барский дом с вальяжно расположившимся на крыше белоснежным сугробом, гордо стоял неподалёку от покрытого снежным настом склона горы, плавно опускавшейся к замёрзшей Волге.
В полдень первого дня 1905 года, развесёлая компания заночевавших в доме окрестных помещиков с гиканьем, свистом и хохотом мчалась на тройках по укатанной, серебряной от солнечных лучей дороге в сторону рубановской церкви.
Помолившись и испросив у Господа милости в наступившем году, понеслись в тепло дома продолжать отмечать Новогодье.
Отложив дела и заботы на завтра, вся Россия, от последнего крестьянина до самодержца, встречала наступивший год.
Год Джека-Потрошителя, как оговорившись, назвал его один из гостей Акима Рубанова.
Вечером этого праздничного субботнего дня император, оставив на короткое время жену, прошёл в кабинет: праздник – праздником, а дисциплина – дисциплиной, и записал в дневнике: « Да благословит Господь наступивший год, да дарует Он России победоносное окончание войны, прочный мир и тихое, безмятежное житие!..» «Господи, – перекрестился на икону, – как хорошо, когда всё тихо и благолепно… Когда рядом жена, дочери и сын не болеет, – пройдя по кабинету, вновь сел за стол и дописал в дневнике события прошедшего дня: «Погулял. Отвечал на телеграммы. Обедали и провели вечер вдвоём. Очень рады остаться на зиму в родном Царском Селе». – Почему-то в последнее время разлюбил Петербург, – прочитав написанное, прилежно поставил пропущенную точку. – А ведь на завтра назначена встреча с двумя министрами и приём какой-то делегации, как доложил флигель-адъютант. А сейчас – поцеловать супругу и спать», – зевнул он, по-кресть-янски перекрестив рот.
Воскресным днём, в то время как российский самодержец принимал в Царском Селе делегацию, отец Гапон с блаженной ухмылкой дирижировал полутысячным хором в Нарвском отделе общества.
– Тетявкина вон! Тетявкина вон! – скандировали рабочие, в такт словам, притопывая ногами.
Взобравшись на помост, дабы возвышаться над безликой толпой, священник поднял вверх руку, требуя тишины.
Словно по команде хор затих, и сотни глаз благоговейно уставились на человека в чёрной рясе. Озарённый ореолом поклонения Георгий Гапон, перекрестив себя и собравшихся, негромко произнёс:
– Дорогие братья!
В наступившей тишине его голос услышали в самом дальнем углу просторного зала. Глаза с обожанием глядели на своего вождя. Уж он-то не даст их в обиду.
– Дорогие братья. Мы не бросим в беде наших товарищей…
Поблаженствовав от аплодисментов, вновь поднял вверх руку и продолжил:
– Вы знаете, что перед Новым годом мастер Тетявкин безосновательно уволил четырёх рабочих. Двадцать седьмого декабря мы избрали три депутации, отправив их с нашими требованиями к директору Путиловского завода Смирнову, к главному заводскому инспектору Чижову и к градоначальнику – генералу Фулону, – внимательно оглядел безликий зал. – Двадцать восьмого декабря я возглавил делегацию рабочих из девяти человек и лично беседовал с градоначальником. Он клятвенно пообещал сделать всё, что в его силах, чтоб администрация восстановила рабочих и уволила их обидчика…