Женщина сидит на кухне за маленьким столом перед окном. Рядом с ней стоит мужчина. Он поставил перед ней бутылку вина, и она жадно хватает ее, но вскоре тихо разжимает пальцы и начинает плакать
В арке, ведущей на кухню, стоит и смотрит ее маленький сын
Женщина поет
Действие начинается
Ты даёшь мне вино…
Оно в моём теле!
Оно, как и яд,
Отравляет меня-а-а…
Предо мною окно…
Отражало доселе
Мой бедный наряд,
Больное лицо-о-о…
Осколки распались…
Врезаются в кожу.
Мне больно – я ёжусь
И жду.
Я пьяная скалясь,
Смотрю – не похожа:
Обрюзгшая рожа
В бреду…
*проходит время*
***
«Миша, где ты? Ты мне нужен!..
*10 секунд тишина*
Побыстрее, Миша, слушай!
*еще 20 секунд*
Неужели так нагружен?..»
Крик истошный «Больно мне!»
Миша смотрит в стороне.
«Миша, Мишенька, сыночек…
Маме плохо, тошно очень.
Тяжко маменька хлопочет.
Помогай и ты ей, сын.
Ты у матери один.»
Мальчик к ней шагнул тихонько,
Но одумался и встал.
Кто-то звонко, как девчонка,
За оконцем закричал.
Мама выдохнула, дышит.
Ей дыханье тяжелей.
Миша часто это слышит
И бежит скорее к ней.
Он упал к ней бессловесный.
Мальчик бледный вторит: «Что?».
Но ответ ему известен.
И лицо его желто.
«Посмотри бутылку маме.
В старом хламе, там должно…
Завернула ту в пижаме,
Чтобы Витя не нашёл.»
Миша медленно поплёлся,
Ручку двери повернул.
Он с собой, идя, боролся.
На балкон, трясясь, шагнул.
На балконе роет мусор:
Документов стопка там.
А бутылки нету – пусто.
Будь, ребенок, рад листам.
И вернулся – лишь коснулся
Белой маминой руки,
Как глазам тем ужаснулся,
Полным жажды и тоски.
«Нет бутылки? Нет! О боже!
Нужно пить! Найди мне, сын…
Жар на коже… Мне поможет
Только схожий с ней графин»
Через крики слышен стук:
Раздается тяжким стоном.
Он стальным ужасным звоном
Вызывает вмиг испуг.
Миша дверь не открывал:
Он прекрасно знал – за нею
(Раз на улице темнеет)
Мамин брат, дрожа, стоял.
Голос грубый и мужицкий
Через двери голосил.
Брат нестройный, круглолицый
Всё пустить себя просил.
Он принес сестре бутылку,
Как носил уж много лет.
Много бед за ним врассыпку
Будто ходят быстро, вслед.
Мальчик сдался, слыша крики:
Крики мамины и плач,
Стоны громкие, и дикий
Визг безумный – он палач.
Миша взял бутылку вяло,
Маме тихо преподнес.
Лег у ног ее устало…
И терпел спинной мороз.
Пена маменьки во рту.
Пьёт бутылку не жалея.
И совсем уж обомлея
Только, бросит на плиту.
Драка с лестницы слышна.
Тишина рождает нервы.
Не терял ребенок веры:
«Мам, не пей его, вина…
Тебе жизнь еще… нужна.»
На полу он рядом спал
С мамой ночью (страшно очень).
И дыханье слушал – точно:
В рот смотрел и не моргал.
А дыханье прерывалось,
Задыхалась мать во сне.
На спине, трясясь, валялась,
Жалась бледная к стене.
Пена белая текла,
Изо рта лилась у мамы.
Пятна желтые пижамы
(Что давно уж ей мала)
Лились темными тонами,
Мать стирала их руками:
Ткань разорвана зубами,
Как и мать – худа, дохла.
***
Миша спал в средине ночи,
Но проснулся – затрясло.
Ветер в щель окна бормочет.
Маменьки лицо – бело.
Вдруг не слышно и дыханья:
Миша вдох от мамы ждет.
Видит взгляд пустой, бараний;
Приоткрытый мамин рот.
Прыгнул к маменьке, и щеки
Бьёт и бьёт ей и кричит.
Ждёт какие-то намеки,
Что в ней жизнь еще кипит…
Просыпается от страха.
Резко дернулся – и встал.
Мать жива: за ночь одряхла.
В пальцах держит свой бокал.
***
Стук дверной – опять тот ужас.