– Как-то больно впиваются струны в пальцы, – заметил я.
– Да, и не говори, – ответил сам себе, но с интонацией другого человека.
– Хотя уже прошло столько времени, моей практики бить по струнам, – сказал тот я, что был разочарован твердым, как камень мозолям, у края ногтей.
– Вот именно поэтому, они и болят, – отозвался второй, с более уверенным голосом, и сильным умом, – твое: «бить по струнам», звучит как-то грубо, безынициативно, что ли…
– Как это? – Спросил я – хлюпик, желающий петь под гитару, но уделяющий ей внимание, всего по пять минут в день. И то, с перерывами в целую вечность – на другие заботы, вроде просмотра телевизора.
– Ну ты, скорее всего, – начал свое нравоучение первый я, что считал себя мудрецом, – даже слова имеют сильный вес в этом мире.
– Как это? – Заладил дурак – второй я.
В комнате стало темно. Было непонятно, стоял день, или полз вечер. Солнце лениво, еще показывало свое присутствие, во время диалога одного человека. Но когда оно услышало, постоянно повторяющееся «Как это?», ему стало совсем скучно, и оно исчезло.
Легкая темнота, схожая с шумом в слоях фотошопа, заставила меня подняться и включить свет. В последнее время, такие простые действия, как включить и выключить свет, имели ценный вес в моей жизни. Не из-за того, что я был ленивым плаксой, который мечтает увидеть море, но даже не выходит за порог своей квартиры. А именно потому, что я сильно перенасытился постоянными путешествиями по миру, которые всегда сопровождались волшебным впечатлениями.
Почему волшебными?
Да потому, что я был сказочным фантазером. И уже не понимал, в какой, из реальностей, я нахожусь.
Вот почему, проделав длинный путь в своих реальных, и нереальных фантазиях, я пришел к тому, что банальные человеческие вещи, стали приносить мне больше удовольствия, чем шокирующие ум самокопания.
Я сидел так тихонечко, обнимая гитару, что со стороны бы подумали, что я сиротка, которая пытается выпросить поесть всем своим видом. И сходство было превосходным. И я, и та сиротка, просто оба хотели иметь, не умея даже играть на гитаре, просто передавая глазам прохожих, свой жалкий вид.
Все это я представлял в своей голове, в один миг. И свою комнату, свою жизнь, мысли о путешествиях, которые больше не радовали меня, и свои фантазии о моем диалоге с каким-то там, якобы мудрецом, и свое сходство с сироткой, видя себя в ее шкуре, и ее в своем нынешнем обличии.
– Странно, – сказал я сам себе, разогнав всех внутренних актеров из своей головы, – думая обо всем этом, у меня больше не кружится голова. Я стал настолько странным, что именно обыденная человеческая жизнь теперь являлась странной для меня. И у меня мог вызвать головокружение обычный разговор о насущных проблемах с любым из людей, нежели мое внутреннее мракобесие.