Читать На перепутье
Сегодня у меня день рождения. Двадцать пять. Когда мне было семнадцать, думал, что к этому возрасту я стану взрослым и состоявшимся человеком, у которого будут ответы на все вопросы. Прошло восемь лет, но я так и не ощутил произошедших в себе перемен. Все осталось по-прежнему. И я уж точно не повзрослел. И ответов по-прежнему нет.
C детства не люблю свои дни рождения.
Просто я родился зимой, когда за окном трещали лютые морозы, дни были короткими, а ночи – бесконечно долгими. Люди обычно с трудом переносят наши зимы. Южанам сложно представить, каково это, когда почти девять месяцев году на дворе четкий минус и снег.
Говорят, что ночь темнее всего перед рассветом. Так и наша зима холоднее всего незадолго до весны.
Я не знаю всех обстоятельств своего появления на свет, но вполне могу представить тот холод, который царил в местной больнице. Все детство мы мерзли. В школе мы часто сидели в пальто и дрались за места у едва теплых радиаторов. Потом возвращались домой – а там тоже холодно, окна изнутри обросли сантиметровым слоем инея, мы сидим вокруг печи, а спать идем в носках.
А еще на это время обычно приходился пик ежегодной эпидемии гриппа, которая стремительно выкашивала моих одноклассников. Я обычно держался до последнего, и падал, сраженный вирусом, в самом конце, когда объявляли карантин. Это было вдвойне обидно. В итоге я валялся с температурой за 40, когда как остальные, благополучно переболев, несмотря на все запреты, катались с горки, играли в хоккей или выкапывали в наметенных февральскими ветрами сугробах целые системы туннелей.
За годы жизни в городе я отвык отмечать какие бы то ни было праздники. Даже новый год. Нет, я чувствовал всеобщее оживление, царившее в магазинах, на улицах, но меня это не касалось, вся предпраздничная суета проходила мимо. Впервые за много лет я встретил новый год в окружении семьи. Да, от семьи я тоже отвык. Семь лет общался только со старшим братом, Кириллом. И время от времени в одностороннем порядке – с Айзеком. Но это вряд ли можно назвать общением. Остальные выпали из моей жизни.
Я должен был уехать еще в августе. Сесть в лодку, а потом – за руль микроавтобуса, нажать на газ и унестись в облаке пыли как можно дальше от этой деревни, чтобы больше не возвращаться. Я принял такое решение, а те, кто меня хорошо изучил, знают, что от своих решений я не отступаюсь. За семь лет город стал мне домом. Не самым уютным, но я притерпелся.
Человек, которого я называл отцом, нарушил мои планы. Он исчез, никто не знает, где он сейчас. На память о тех событиях на моем теле осталось несколько шрамов, а еще из жизни полностью выпало почти два месяца. Брат говорит, что это реакция на стресс, мол, в тебя стреляли, и твой мозг решил «забыть» это. Может, и так. Но за это время произошло столько событий, и огнестрельное ранение, как по мне, не было самым значительным из них.
На новый год нас пригласили к Лидии. Это моя мачеха. Терпеть не могу это слово. Все-таки, она всегда относилась к нам хорошо, даже к Марку, который так и не принял ее. После исчезновения Айзека она стала новым вожаком нашей стаи. Никто этого не ожидал, честно говоря. Тем более, что она не из нашей деревни. Но Лидия быстро доказала, что может управлять нашим маленьким сообществом не менее успешно, чем сбежавший муж. Люди ее слушаются. Мне нравится, как она говорит с ними –спокойно и уважительно, никогда не повышая голоса, внимательно выслушивает каждого. Она сильная, и доказала это еще тогда, когда согласилась приехать в глушь к мужчине, у которого подрастали трое сыновей.