Чоп лежал в угрюмой темноте, укрытый волосатым тяжёлым одеялом, которое месяц назад ему подарил звеньевой Хок за его выдающиеся успехи в поиске провианта. Одеяло было таким огромным, что под ним мог уместиться ещё кто-нибудь, но оно полностью досталось Чопу, чем он был безгранично горд.
Когда мальчик забирался под него с головой, ему становилось тепло и уютно, а хлипкая деревянная лежанка, на которой он спал, уже не казалась ему такой твёрдой, если толстые края подарка подворачивались вовнутрь, и получалось что-то вроде кокона.
Каждый раз после долгого трудового дня, когда блаженное тепло разливалось по всему его телу, а глаза закрывались, он с удовольствием вспоминал слова Хока, притащившего на своих крепких плечах награду, о том, что теперь Чоп не имеет права расслабиться или, чего доброго, зазнаться. Теперь он должен работать ещё лучше, чтобы быть всем примером и помнить, что когда-то этим одеялом владел легендарный Рон, которого ещё никто не превзошёл ни в труде, ни в чутье на залежи ископаемых и еды.
«Всё-таки как всё слаженно в нашем клане,» – с удовольствием думал Чоп. ‒ Каждый выполняет свою работу, а ведь если бы этого не было, то колония в снегу давно бы погибла». Хок рассказывал, что давно-давно в этих местах не было столько снега, и для того, чтобы что-то найти, не нужно было извлекать из мерзлотных глубин груды белых ледяных камней. Но потом кто-то послал проклятье на этот край, и теперь Чоп и ещё тысячи юных и молодых особей мужского пола вынуждены добывать руду и пропитание в более тяжёлых условиях, чем раньше. «Ну и что, – вновь подумал юноша, ‒ зато мы все очень дружны».
Неожиданно противный, но уже давно привычный мокрый кашель вырвался из его груди, заставив повернуться на бок, свесить голову вниз и избавиться от шахтной грязи, выходящей из очищающихся лёгких.
Два месяца назад из рудников Чопа перевели наверх ‒ одного из немногих, заслуживших это право своим самоотверженным трудом, ответственностью и готовностью к риску ради общего дела. Мальчик безудержно плакал, когда прежний звеньевой, Люк, тащил его за рваный грязный воротник, а он цеплялся сбитыми пальцами за выступы шахтной породы и кричал собравшимся в кучу испуганным друзьям, что он обязательно вернётся, и чтобы они простили его.
Трудиться в толще многометровых сугробов было легче. Звено шло за ведущим, работая ручными пилами, лопатами и кирками, разбивая слежавшийся снег, местами превратившийся в лёд. Затем по команде звеньевого начинали пробивать тоннель наверх, чтобы был доступ воздуху, а снежные блоки и ледяную кашу грузили на тележки и отправляли на переплавку для воды на нужды колонии. Остатки эвакуировали к небу ‒ так было принято называть бескрайнюю снежную равнину наверху, в которой никто особо не нуждался ввиду её кажущейся бесполезности.