Читать Алгол. Роман
Художник обложки Ольга Колоколкина
Корректор С. Б. Чеканова
© Михаил Садовский, 2020
© Ольга Колоколкина, художник обложки, 2020
ISBN 978-5-4498-5188-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
– Ты должен об этом написать!
– Почему должен? Почему об этом? Я знаю много других историй.
– Каждый знает много такого, что можно рассказать, но не всё интересно слушать.
– Возможно, но почему именно об этом?
– А что ты имеешь в виду?
– Я? Обыкновенную историю с Сергеем Шаровым. Помните, мы вместе учились, но он был на другом потоке.
– Конечно. Вот и расскажи. Назови его другим именем и рассказывай.
– Я всё называю своими именами, когда рассказываю, иначе не стоит начинать. Вы боитесь, что его узнают в нём же самом? Во-первых, он уже совсем другой с тех пор стал, а во-вторых, мало ли Сергеев и Шаровых на белом свете, и почему бы некоторым из них не быть похожими друг на друга? А если кто-то другой будет похож ещё больше, скажут, что я про него написал, только сменил фамилию. Нет, надо всё всегда называть своими именами.
– Как хочешь.
– Как можешь.
– Но почему же всё-таки должен?
– Ты ещё не понял? Чтобы назвать всё своими именами. Потому что это носится в воздухе, и если не напишешь ты, напишет другой.
– Пусть пишет, может, у него получится лучше.
– Но ведь читатель не знает, что кто-то может написать лучше. В этом счастье. По крайней мере, читательское.
– Ты ошибаешься!
– Отказываешься?
– Нет, хочу понять своё право.
– Права поймёшь, когда прочтёшь авторский договор с издательством.
– На что же вы меня обрекаете? Я ведь читал «Театральный роман», это уж кроме того, что иногда заходил в издательства.
– Разве в этом дело? Пиши.
– Сначала посоветуюсь с Серёжкой.
– Ладно. Мы тебе будем звонить. Книги всегда интереснее рукописи.
– До встречи.
– До встречи.
Он лежал, упираясь локтями в песок и подсовывая растопыренные пальцы под следы, оставленные ещё вчера. Потом медленно поднимал ладонь и внимательно смотрел, как песчинки ссыпаются с растопыренных пальцев и складываются снова в однообразную жёлтую массу. От следов не оставалось ничего. Будто их не было.
Он делал так много раз подряд, и вдруг ему в голову пришла странная аналогия. Это не песчинки – годы. Годы, прожитые каждым человеком. Песчинка – год. Они складывают время, не то безликое, которое отмеряют календари, а живое, тёплое, человеческое. Он сел от неожиданной этой мысли и оглянулся: песчаная полоса тянулась вдоль берега моря, сколько хватало взгляда. Нет, значит, не годы, а дни, нет, даже минуты, каждая песчинка – минута. Он задумался. А может, секунда, прожитая человеком, каждым человеком земли. Давнишние секунды внизу, а свеженькие, новые – наверху. Секунда – песчинка, секунда – песчинка. Их гонит ветер, промывает волна, так же точно, как время гонит и прокручивает человека. Мир вбирает в себя то, что совершено в эти миги, несоизмеримо малые даже с одной человеческой жизнью, но всё же навечно остающиеся в мире. Остающиеся великими открытиями и малыми песчинками. Иначе нельзя. Время не может порваться, оно – бесконечная нить. Клад песка, песчинки, прислонённые одна к другой.
Он сидел совершенно озадаченный этим неожиданным ощущением времени.
Отпуск подходил к концу. Вернее сказать: закончился. Ещё два дня – и снова запрягайся на целый год. Два дня не в счёт – год пролетает, как неделя. Песчинки. Хорошо хоть не разучился думать. Одичал здесь совсем.