За десять тысяч лет до Рождества Христова, во времена глобального потепления, ледник, ползший с севера, основательно изменил поверхность Земли. Нельзя сказать, что он её вздыбил; местами, о которых пойдёт речь, даже пригладил. Правда, одна из последних ледяных плит треснула, а образовавшимся зубом наволокла горищу и, запнувшись об неё же, взрезала земную твердь, словно гигантским плугом, прыгающим в обессиливших руках. Через какое-то время под тёплыми ветрами она растаяла, заполнив водой образованные ей же углубления, а с горы открылась удивительная панорама – на севере, под лучами солнца, блистал километровой высоты айсберг! Продавив своей чудовищной массой углубление, он остановился и начал разрушаться.
Одно из племён, кочующих от засухи с пожарищами, увидев такое чудо и долгожданную влагу, решило здесь обосноваться. Обилие талой воды привлекало не только людей – звери и птицы занесли сюда семена растений и икринки, а когда айсберг полностью растаял – образовалось огромное озеро с множеством рыбы; берегами, поросшими пышной растительностью, где обитали многочисленные животные и гнездились разнообразные пернатые. Пришельцы нарекли водоём «Чудо-озеро», а сами стали называться чудью. Многие лета жили они безбедно – всего необходимого в ту пору хватало, поэтому нрава были добропорядочного. Сытные места привлекали и другие племена, с которыми чудь дружила и смешивалась, но берега Чудские небезграничные – наступило время, когда родные места пришлось отстаивать с оружием в руках. Потекла череда веков, и завертелась карусель истории всё быстрее и быстрее: междоусобные войны, религиозные разногласия, распри между обогатившимися индивидуумами, гнёт своих же соплеменников, разбойничий беспредел…
Осенним днём 1640 года долго брёл Авдей куда глаза глядят: пересекал сосновые боры, моховые болота, обходил озёра, переправлялся через ручьи и речки; пока не упёрся в высокую гору, поросшую молодым ельником. Забравшись на неё из последних сил, он распластался вдоль упавшего ствола берёзы на западном склоне и, подставив лицо предзакатному солнцу, задремал. Его лицо с горбинкой на носу и ещё юношеской, шелковистой бородкой угомонилось от мятежности. В голове же роились сладкие и горькие воспоминания прошедшего лета, а особенно ужас дня сегодняшнего.
Как только начались парные летние ночки, стали они встречаться с Марьянушкой у заветного дубка еженедельно. И какой же у неё был ласковый голосок, какие нежные пальчики, а глаза какие бездонные.
– Ты не смотри, Авдошенька, что живу я у тётки без отца с матерью, себя соблюдаю, и буду женой твоей только после свадьбы, – говаривала она, отстраняясь от чрезмерно горячих поцелуев.
– Благословение и мне не от кого получить – сама ведь знаешь, сирота я тоже. Вот получу осенью расчёт у хозяина, и обвенчаемся, а там махнём в далёкие края, как птицы перелётные – говорят, есть счастливые места на земле.
Сладилась любовь у них прошедшим летом на посиделках молодёжи, называемых сумерьками. С тех пор не могли они жить друг без друга. Не положено встречаться молодым наедине до свадьбы – таковы были нравственные устои, которые жёстко контролировались родителями, кои сгинули у наших голубков в лихие годы. Вот и встречались они, но всё равно тайно, как бы чувствуя вину перед предками.