⇚ На страницу книги

Читать Небо напрокат

Шрифт
Интервал

В оформлении использована иллюстрация:

© Archv / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

Largo

1

Тогда мне было шестнадцать лет. Я жила с мамой, бабкой (матерью моей мамы), двумя младшими братьями и пуделем Артемоном. Из этих пятерых любил меня только пудель. С Артюхой мы были закадычными друзьями. Каждое утро, ровно в шесть, он ставил лапы на мою кровать и начинал стягивать с меня одеяло. Я увертывалась, отбивалась как могла, но Артюха был непреклонен. Я вставала, приоткрыв один глаз, лениво натягивала штаны и видавший виды свитер, а собака нетерпеливо переминалась с лапы на лапу, слегка дергая меня за штанину. Надев на Артюху поводок, я открывала дверь – он срывался как бешеный и тащил меня вниз по лестнице все восемь этажей.

Мы ходили по одной и той же дороге, наслаждаясь свежестью наступившего утра. Потом возвращались домой, где остальные еще мирно посапывали. Артюха благодарно смотрел на меня, ожидая на завтрак чего-нибудь вкусненького. Его кудряшки, черные, как смоль, и до боли милые глаза наполняли мое сердце неиссякаемой теплотой. Я легонько трепала его за длинные уши, и он в ответ ласково облизывал мои руки.

– Ну что, псина? Есть будем?

Артюха склонял голову набок и смотрел на меня недоуменно: ты чего глупые вопросы задаешь? Затем подбегал и клал морду на мои ноги. Это означало: «Поторопись, пожалуйста. Есть хочу!»

2

Я росла девушкой замкнутой и необщительной. Маму боялась, бабку ненавидела, с братьями ссорилась. Отец, с которым мама рассталась до моего рождения, был закрытой темой в семье. С одноклассниками дружбы не складывалось – они обходили меня стороной. Я слыла белой вороной. В то время как сверстники учились курить за углом и пили водку в компаниях, я читала книги про Иисуса Христа и жития святых.

Мама никогда не понимала моих причуд и всем знакомым говорила, что я странный ребенок. В легком ситцевом халате и безупречно белой накрахмаленной косынке она умудрялась выглядеть пугающе: ее зеленые строгие глаза за очками казались устрашающими. Я боялась этого взгляда и, когда мама злилась, забивалась в угол, закрывая голову руками.

Училась я неплохо, без троек. Не потому, что у меня была тяга к учебе, просто я безумно боялась материнской ругани и бабкиных криков.

Однажды за одну неделю я умудрилась получить три двойки по немецкому языку. Случай из ряда вон выходящий. Учительница потребовала подпись родителей. Я возвращалась домой, и мои зубы стучали от страха. Я знала, что меня ждет расправа. Но мама, на удивление, отреагировала спокойно. «Ну ничего себе!» – устало пробормотала она и покорно расписалась в моем дневнике. Я мгновенно дематериализовалась из комнаты, не веря своему счастью.

С бабкой отношения были еще сложнее. Эта грузная пожилая женщина в косынке и в больших, в пол-лица очках, всегда с вышивкой или с вязанием в руках, внешне производила впечатление доброй старушки. Быть может, для других она таковой и являлась, но только не для меня. За что она меня ненавидела, я так и не узнала, но со временем наша взаимная неприязнь только росла. Какими же гадкими для меня были дни, когда мама уходила на дежурство ровно на сутки, а я оставалась с бабкой и братьями! Мальчишки бабку не слушались, она на них кричала противным визгливым голосом и лишь изредка бросала на меня косые, полные злобы взгляды.