⇚ На страницу книги

Читать И верить, и любить

Шрифт
Интервал

© Гучков Б. П., 2009

© Волгоградская областная писательская организация, 2009

© ГУ «Издатель», 2009

Имена

Самый сильный на Оке

В рассветный час, когда Оки
Тиха была вода,
Покоренастей мужики
Шли разгружать суда.
С протяжной песней, под смешки
В бесхитростных речах,
Они ворочали мешки
На кряжистых плечах.
И в час полуденной жары
В теченье многих лет
Я среди прочей детворы
Носил отцу обед.
Но, как другие, налегке
Я не спешил домой.
Ведь самым сильным на Оке
Отец считался мой!
Пытают грузчики его:
«А не пора ль учить
Тебе и сына своего
По-нашенски «волчить»?
Иль сын не кровушки твоей,
Иль пальцы – не крючки?
Известны силою своей
По городу Гучки!»
Ну, а отец отшутится:
«Мол, что там говорить!
Пускай мальчишка учится,
Он будет сталь варить.
Но силы что касаемо
Недюжинной моей, —
А ну-ка, сын, показывай,
Отцу мешок «налей»!
Машины и погрузчики,
Надёжны и крепки,
Давно сменили грузчиков
На пристанях Оки.
Я рос, носил погоны,
Окреп и возмужал.
Случалось, и вагоны
С друзьями разгружал.
И трудные работы
Меня всегда влекли,
Но самым сильным что-то
Друзья не нарекли.
Не стал я самым сильным.
Но силе не конец,
Покуда есть в России
Такие, как отец!

Имена

А у матери моей
Имя – Евдокия…
В наше время имена
Не дают такие!
И стыдятся, а чего,
А чего стыдятся?
Евдокией отчего
Нынче не гордятся?
Мчатся годы и века…
Мчится юность наша…
Дуновенье ветерка —
Дунюшка… Дуняша…

«Собери ты мне наскоро ужин…»

Собери ты мне наскоро ужин,
На плите разогрей чугунки.
Вновь я северным ветром простужен,
Налетающим из-за реки.
Возле печки, натопленной жарко,
Отогреется быстро спина.
От хворобы спасёт меня чарка
Твоего золотого вина.
За отца, что давно на погосте
Спит, ладони сложив на груди,
И за сына, пришедшего в гости,
Ты немного сама пригуби.
Вот метель налетела, как птица!
Не с того ль так тревожна душа?
Я хочу в этот вечер забыться —
Больно брага твоя хороша!
Мама, мама, ведь я не ребёнок.
Что ты плачешь? Никак не пойму!
Ах, не ты ли учила с пелёнок
В жизни всё разрешать самому?
Мама, мама, не хмурь свои брови!
Лишь забрезжит предутренний свет,
Всепрощающей силой любови
Буду вновь я, как прежде, согрет.

Послевоенная пора

А земля залечивала раны.
Мать гасила, экономя, свет.
В тёмном доме кончилось так рано
Детство без игрушек и конфет.
Я носил отцов пиджак с заплатками.
Мать вздыхала горестно: «Война…»
Поднимала на ноги несладкая
Золотая каша из пшена.

Старый дом

Резные наличники окон!
Я вам до земли поклонюсь,
Когда возвращусь издалёка,
Когда издалёка вернусь.
Поклон тебе, дом деревянный!
Солома на крыше сгнила.
Заброшен, ты старый и странный
Стоишь посредине села.
Возьму у соседа топорик,
Чтоб доски отбить у ворот.
Войду в огород через дворик:
Запущен и дик огород.
Повсюду пырей и крапива…
Как жжётся она, высока!
Размашисто, неторопливо
Порежу заслон сорняка.
На сливах и в яблонной кроне
Гниют и дичают плоды.
Вороны и гнезда вороньи —
Как знак неминучей беды.
Я больше сюда не приеду,
А дом догниёт и умрёт.
Назавтра, похоже, к обеду
На пристань придёт пароход.
Сведёт меня к берегу тропка.
Шумит, будто плачет, река.
Вина поминального стопка,
Как в детстве лекарство, горька.

«В ночи над пустынной водой…»

В ночи над пустынной водой
Тревожней, чем бык среди стада,
Кричит и кричит козодой.
Ну что ему, что ему надо?
Ну что ты, тревожная птица,
Зачем надрываешься так?