Лет двенадцати иль боле,
Не здоров да и не болен,
Был высоконький, худой –
Таково жить сиротой.
А с лица чистенький,
Волосенки кудрявеньки,
Глазенки голубеньки.
Вот и взяли господа:
То подай, пойди туда.
Кто другой в таких местах –
И за совесть, и за страх –
То как вьюн,
а то – струной,
Если только кто другой.
А Данилку кто зовет –
Он и ухом не ведет,
Тихо сядет в уголке,
А щека на кулаке,
А в глазенках восхищенье –
Все глядит на украшенья.
Били парня, но с опаской.
Дела нет. Его в подпаски.
День за днем идет. И что ж?
Он и тут не вовсе гож.
И старателен был крошка,
Ан глядишь – опять оплошка.
Чуть присядет травам вровень –
Вона где уже коровы!
И пастух не злой попался,
Да и тот порой ругался:
Вон тебе уж сколько лет,
Ну а толку нет и нет.
Все мальчонке нипочем.
– Думки-то твои о чем?
– Я и сам не знаю, дедко…
Посмотри-ка ты на ветку,
На ней лист широконький,
По краям зубчики,
Вроде оборочки выгнуты,
А по листу букашечка,
Сама сизенька,
А из-под крылышек у нее
желтенько.
А пастух на то с ухмылкой:
– Не дурак ли ты, Данилко?
И бровенки-то не хмурь!
В голове такая дурь…
Так Данилке и жилось.
Но одно ему далось:
На рожке сыграет вам,
Старику –
куда уж там! –
Не то лес шумит,
Не то ручей журчит,
Не то дождик удаляется,
Пташек хор перекликается.
Кто бы знал из них тогда,
Вслед за песней шла беда.
Раз парнишко заиграл,
А пастух-то задремал.
И пока спалось да снилось,
Сколько-то коров отбилось.
А как стали собирать,
Глядь – их нет, давай искать.
Да куда там! Дело к ночи.
И места тут, словом, волчьи.
А в ту пору так судили:
Виноватых розгой били.
Растянули старика –
Чуть не лопнули бока.
Вот Данилушке черед,
А палач пока не бьет:
– Экой-то парнишка хилый,
Враз сомлеет, где в нем силы!
На словах-то он болел,
А стегнул – не пожалел.
Что за диво, не кричит!
Вдругорядь стегнул – молчит.
Палачу и вовсе блажь:
– Доведу… дашь голос… дашь!
Слезы каплют.
Что есть сил
В кровь губенку закусил,
И сомлел от этой сечки,
Но не вымолвил словечка.
Тут приказчик был глумливый:
– Ишь, какой он терпеливый!
Коли выживет, тогда
Знаю, деть его куда.
А в ту пору в мастерах,
Первым в каменных делах,
Был Прокопьич, старый дед,
И ему уж много лет.
Помереть он мог тотчас,
Тут-то барин шлет приказ:
«Чтобы дело продолжать,
Надо малых обучать!»
Стали к деду слать парнишек,
Ну а тот наставит шишек,
Все с тычка да все с рывка.
Говорит: «Слаба рука!
Глаз не гож! Не выйдет толку!»
Был бы толк в ученье, только
Не хотел, как видно, дед
Отдавать кому секрет.
Много было ребятишек,
Ну а толку-то от шишек.
Услыхав про ту науку,
В голос ди́тенки ревут.
И отцы на эту муку
Ребятишек не ведут.
Да и то сказать, что правы:
Малахит – он, что отрава.
Нездоровых сколько мается!
Люди знай оберегаются.
Ну а что же наш Данилка?
Распрямился, как былинка,
Хоть за жизнь его понюшку
Кто бы дал…
Была старушка,
Знала силу разных трав:
От надсады, от потрав,
От зубной и прочей боли.
Знала все – в лесу ли, в поле –
Корешки, цветки, листочки.
В доме глянь куда – пучочки,
В склянках, плошках сплошь товары:
Мазь, настойки и отвары.
У нее в короткий срок
Встал на ноги паренек.
У старушки был пока –
Не отлеживал бока,
Расспросил про то, про это,
Про лечебные секреты,
Ну а больше – про цветы
Неоткрытой красоты.
Та охочая до слов: