Сердечных дел мастер вскроет
грудную клетку, вставит железную птицу.
И будет она петь вечную песнь счастья.
До конца времен.
Подбородком опирается на ее плечо. Ладони обнимают ребра. И тело теряет все стержни разом. Он бережно кладет ее на стол. Ослепительный свет лампы обжигает прозрачность кожи. Уверенными, хорошо знакомыми движениями готовит инструменты. Руки его обнажены. Тонкие пропорционально сложенные ладони с особой отметиной на правой – перекрестьем вен – обнажают грудную клетку, берут нож и вскрывают. В раскрытом теле бьется птица с красным оперением, опутанная нитями вен и артерий. Птица поднимает голову и, ослепленная, удивленно смотрит на него. Она боится. А он же равнодушно начинает выпутывать ее из хитросплетений сосудов. Когда он подрезает особенно сложные узлы скальпелем, птица вздрагивает и хочет спрятаться от его холодных рук. Вот наконец-то последний узел распутан. Он откладывает инструменты в сторону и осторожно берет птицу в ладони. Согревая своим дыханием, начинает осматривать ее хрупкое тельце: приглаживает взъерошенные перья, вправляет выбитые сердцебиением суставы. Постепенно птица привыкает к держащим ее ладоням и перестает дрожать. А потом и вовсе смелеет – расправляет крылья, желая взлететь. Он улыбается и уносит птицу в другую комнату.
Комната эта заполнена светом и птичьими клетками, но все они пусты. Он открывает клетку у окна помещает туда птицу, но дверцу не закрывает.
Потом возвращается в операционную и начинает осматривать тело девушки. Лоб его хмурится, губы собираются в угрюмую складку. Тишину комнаты нарушает только мощное непрекращающееся гудение световых ламп.
Он отходит к столу, пытается сделать несколько записей в пухлой тетради, но бессильно опускает руки. Долго сидит в оцепенении, пока в соседней комнате не начинает петь птица. Он вздрагивает, потом медленно, словно нехотя идет в комнату и возвращается с птицей. Птица свободно и уверенно дышит. Человек погружает ее в грудную клетку и начинает опутывать нитями сосудов. Птица испуганно бьется о его пальцы. Но он остается совершенно равнодушным к ее страданиям. Потом смыкает своды грудной клетки, накладывает швы, застегивает рубашку. Проводит тыльной стороной ладони по щеке девушки и говорит:
– Просыпайся!
Но она не слышит его и остается неподвижной.
Он кладет руку ей грудь. Биение ровное, едва испуганное. Встряхивает за плечо. Раздается стон. Веки вздрагивают. Она открывает глаза.
– Больно.
– Я знаю.
– Почему?
– Ты была неосторожна с ним.
Девушка спускается со стола, но не отходит от него.
– Это был последний раз. Я больше не смогу его чинить.
– Почему?
– Она чувствует свободу. Птицы должны быть свободными. Или биться в сердце.
Девушка прикасается к груди. Глубоко и долго вдыхает.
– Она сейчас так бьется. Послушай. Словно хочет разбиться.
– Она хочет стать свободной. Но не сможет. А когда поймет эту невозможность, то умрет в тебе.
– И я тоже умру?
– Нет. Если я буду рядом – то нет. Я заменю мертвую птицу на железную.
– И я буду жить? С железной птицей в груди?
– Да.
– А как долго?
– Вечно. Практически. Железные птицы почти никогда не ломаются. А если это и случается, то их легко заменить.
Она подходит к нему близко-близко.
– А тогда… когда ты заменишь мне сердце… я буду… я стану…