П
рохладный летний ветерок колыхал тонкие прозрачные гардины, тихо пел сверчок, где-то в соседнем дворе орали коты. Я размашисто взмахнула руками и расстелила на диване свежую белую простынь. Родители уехали, оставив дом в полном моём распоряжении, и я развлекалась тем, что каждый день ложилась спать на новом месте.
На улице послышалось лошадиной ржание, заливисто залаял соседский пес. Я любопытно выглянула в окно и проводила удивленным взглядом всадника в плаще. Он галопом промчался мимо моего дома в сторону посадки и растворился в ночи.
– Аня, пора спать, – негромко сказала я себе. – Уже всякий бред начинает мерещиться.
Я погасила свет и забралась под легкое одеяло. Сон был тяжелый и беспокойный: скачки на конях, горящие порталы посреди, исхоженной вдоль и поперек, посадки и свистящий ледяной ветер. Я ворочалась и боролась с подушкой пока, наконец, не провалилась в глубокий сон.
Проснулась я оттого, что неожиданно ставшее жестким и колючим одеяло начало щекотать мне нос. Я недовольно сбросила его и смачно чихнула. Голова взорвалась болью, в висках как будто заработал кузнецкий цех. Я со стоном открыла глаза и с минуту с равнодушным удивлением разглядывала незнакомый потолок. Он был низкий, кривой, небрежно облепленный серой штукатуркой. Даже в самом угарном утреннем бреду это не походило на мои белые обои.
Медленно повернув затекшую деревянную шею, я перевела взгляд на стены. Картина ясная – это не моя комната и даже не мой дом. Из этого странного и неизбежного вывода вытекал следующий вопрос: где же тогда я?
Больше всего комната была похожа на этнографический музей: грубый деревянный пол, не окрашенные стены, кривоногий, явно самодельный стол, пара узких лавочек и, в завершение всего, длинный стеллаж со склянками и подвешенными на нитках пучками трав.
«Избушка бабы Яги, – мрачно подумала я. – Какого хрена?!»
Лежала я на низкой узкой лежанке, накрытой жестким домотканым одеялом, под головой у меня лежал свернутый в рулон нежно-голубой плащ. Я медленно села и взъерошила и без того лохматые волосы, голова трещала по швам, заволакивая мысли туманом. Одета я была в ночнушку и, где бы сейчас не находилась, в таком виде на улицу выйти не могла.
Я встала босыми ногами на пол и немедленно загнала занозу.
– Что за утро? – пробормотала я, разглядывая стопу.
Со скрипом распахнулась дверь и в комнату вошла молодая спортивно сложенная симпатичная женщина лет тридцати. Одета она была так, будто только что сбежала со съезда толкинистов: тонкая рубашка, расшитый красным черный корсет, распахнутый коричневый камзол и черные штаны, заправленные в грязные сапоги. На широком кожаном поясе болтались ножны с длинным кинжалом. Она ласково улыбнулась, вокруг ярко-голубых глаз появилась сеть веселых морщинок, и тряхнула светло-русыми волосами.
– Здрасте, – растерянно поздоровалась я. – А вы… тут работаете?
Женщина смерила меня обеспокоенным взглядом и присела на лавку.
– Я тут живу, – наконец, ответила она с едва заметным акцентом.
– Интересный у вас дом, – пробормотала я, чувствуя себя полной дурой. – Вы, извините, конечно, очень неловко спрашивать, но что я здесь делаю?
– Я тебя сюда привезла ночью, – буднично ответила женщина, закидывая ногу за ногу.