Когда дымком потянет по округе,
Как русской не воздать хвалу печи?!
Морозы с нею не страшны и вьюги,
Лишь успевай – дрова в неё мечи.
А в банный день, очистив поддувало
И натаскав колодезной воды,
Что не погреться? Как всегда бывало
От древнерусской нашей старины!
Так что понятны хлопоты при этом –
Дров запасти, каких позволить смог.
И так, хватило, чтобы их до лета,
Когда последний убежит сугроб.
Да только ль чурки топору подвластны?
В хозяйстве сельском – множество старья,
Которое сгодится в печь прекрасно,
Дав, сколько нужно, дыма и тепла.
Так что соседи топят понемногу,
Пуская в ход упавший свой забор.
Одна беда – шлак носит на дорогу
Фома ведром, свой сберегая двор…
Стыдил его, корил не раз Ерёма:
– Замусорил всю улицу, варнак!
Но, как креститься, коль не слышно грома?
Вновь на дорогу высыпан был шлак.
А тут как раз у депутата дело
Нашлось на этой стороне села.
Он «Акт» составил – ловко и умело,
Чтоб неповадно было навсегда!
Но штраф Фоме, как мамонту – дробина!
Всё заплатил, не изменив себе.
Вновь печь топил остатками от тына,
А шлак рассыпал – прям по колее.
Вернулся в дом. Закрасил чай вареньем
И пирожок с тарелки ухватил,
Не ведая, что в это воскресенье
Внук городской с визитом прикатил.
Но в дом спешить – ему резону нету.
Стучит в окно: – Дедуля, выходи!
Чтоб сообща, того привлечь к ответу,
Кто разбросал тут гвозди на пути!
Покаялся Фома в грехе проклятом:
– Из шлака гвозди оказались все!
До вечера приклеивать заплаты
Пришлось на дырки в каждом колесе…
Зато с тех пор его – как подменили.
Сам шлак выносит в мусорный бачок.
И остальным не даст, чтобы валили,
Туда, где ездит дорогой внучок!
Про зиму всякий точно знает сразу:
– Случится лютый, словно волк, мороз!
А потому и в дровенник припасу
Хозяин добрый на сезон завёз.
Другой углярку – до краев наполнил:
– Чтобы в очаге не шаял, а горел!
И остальным примером сим напомнил,
Что топливо – важнее прочих дел.
Один Фома и пальцем не ударил.
Все пил-гулял. С дружками и один…
И только первый заморозок вдарил,
От холода дрожит как сто осин.
Еще жена взяла его на приступ:
– Чем печь топить? Морозная заря!
Топорик взял. И за селом по хлысту
Срубил сосны с березой втихаря.
Но не успел огонь из них спроворить,
Как был нагрет на месте лесником.
Был суд. И с приговором не поспорить:
– Год просыпаться точно со звонком!
Там не замерзнуть – где труды «за пайку»!
Да и в бараках топят в зимний день.
Не раз Фома, слезу смахнув утайкой,
Корил себя за собственную лень.
Из мест «не столь далеких», возвратившись,
Фома теперь ученый поделом:
Столь дров купил, что можно, помолившись,
Топить ему, родне и всем селом!
Глава третья
Белое и чёрное
Любой сосуд, наполненный частично,
Способен породить, порой, конфликт,
Какой и погасить проблематично,
И по итогам вынести вердикт.
…Фома, в бутылку заглянув с опаской,
Промолвил, в кислой мине рот кривя:
– Пуста наполовину! Всё тут ясно,
Не повезло с находкой мне, друзья…
Ерёма ту же ёмкость на просвете
Всю разглядев, с улыбкой произнес:
– Наполовину полная! И в свете
Нет повода, чтобы повесить нос!
Казалось, за одним столом сидели,
Но с разным настроением ушли:
Глаза Ерёмы лишь повеселели,
А у Фомы – суровость обрели.
И так – во всём, за что они возьмутся: