⇚ На страницу книги

Читать Музыка напоследок

Шрифт

Интервал

«Железнодорожные вагоны…»

Железнодорожные вагоны

в тамбуры затаривают тьму.

Станции, окурки, перегоны,

переезды. Слуху моему

музыкой далекий этот скрежет

кажется. Вольфрамовая нить

лампочки кому-то перережет

горло или вены – не зашить.

И не надо. Поздно. Умирая,

не давала мне заснуть всю ночь

мýзыка? музы́ка? – я не знаю.

Но ничем, ничем ей не помочь.

2002

«Руки в брюки и шарфик на шею…»

Руки в брюки и шарфик на шею.

Узелочки ленивого дыма.

Мы умрем и уже хорошеем,

и канаем вразвалочку мимо.

Плащичок нараспашку и ворот.

Ухмыляясь, прилипла к губам

папироска. Единственный Город

есть на свете – мы встретимся там.

На каком-то с последним трамваем

затихающем насмерть проспекте.

И из горла слова выбираем

при безжалостном, вспыльчивом свете.

Это зрячие ночи под веки

так и просятся, выход ища.

Но над нами музы́ка навеки

за поэзию, дружбу и сча…

2002

«Смешение желтого с красным…»

Смешение желтого с красным,

тумана и пегого дыма —

не то чтобы разнообразно,

а как-то непоправимо —

как привкус, во рту горчащий.

Опального цвета листья

отбросили в небо чащи

и требуют твердой кисти.

Матерчаты их подкладки.

В прожилках застыло крови

древесной струение – складки,

морщины, бороздки, брови,

что липнут лицом к изнанке

плаща. И без всяких спичек

рдеют в глухой несознанке

рябины – к прокорму птичек.

Слепые лучи пронзили —

прищурясь, насквозь, отвесно —

столпами граненой пыли

корявую поросль леса —

да так, что слезится око

от света и куст на колени

припасть норовит ненароком,

споткнувшись своей же тени.

Ты тоже хромой и хворый,

изменник, хоть вон отсюда!

Пылай, хорохорься, вор и

беспочвенник сам, покуда

не сумрачен ты, не ясен,

а просто сегодня в ударе —

покуда и клен и ясень

клубятся, как на пожаре!

2004

«Дождь третьи сутки стоит в окне…»

Дождь третьи сутки стоит в окне.

Каждый вечер Хрюши и всякие там Степашки.

И местная телеведущая улыбается мне —

как бутылка пива, радуясь открывашке.

Наступает осень – да ну её! —

чтобы жечь изжогой, листвой, глаголом.

Потому что если висит ружьё

на гвозде, то закончится все валидолом.

Гаркнут дружно птицы, летя на юг.

Только вóроны держатся в черном теле.

Да и время, знаешь, оно на круг

не сошло, а исчезло на самом деле.

Оно прицелилось прямо в лоб

себе, а, бездомные, в коридоре

так и ждут владельца вещички, чтоб

в секонд-хенд гурьбой ломануться вскоре.

2006

«На экране пульсирует клип…»

На экране пульсирует клип,

словно горло во время болезни.

Ходит-бродит под окнами тип

и горланит ахейские песни.

Ночь мрачнеет за ветхим окном.

Только месяц один молодеет.

И сидит человек за столом,

опасаясь, что он не успеет

подобраться к исходу строки,

пережить эту нежную осень,

долюбить, дописать – вопреки

самому себе, может быть; просинь

вспоминая дневную в ночи

и отзывчивой рифмы созвучья

подбирая на ощупь: звучи,

моя музыка! Ветви и сучья

и стволы почерневшие там,

за стеклом, завывающий ветер.

Эта осень останется нам

самой теплой и светлой на свете.

Спи, любимая: скоро рассвет.

Тьма стоит за согбенной спиною.

Только знаешь, похоже, что нет

ничего за безудержной тьмою.

24–25.10.2009

«Все чаще уставая от людей…»

Все чаще уставая от людей,

я всматриваюсь в пристальную осень:

мы приручаем женщин и детей,

но собственного дара не выносим.

Ах, если бы мне вымолвить о том

давали больше времени и силы!

Слова толпятся в воздухе пустом