Читать Десять рассказов

Посвящается офицерам-ракетчикам, даже мирные будни

которых зачастую являются настоящим подвигом

Спать Степану хотелось мучительно. Весь его организм, натренированный и давно приспособленный к чрезмерным физическим перегрузкам, за последнее время совершенно вымотался и теперь едва справлялся даже с самыми простыми, самыми естественными движениями. Потому Степан через силу, через не могу, тащил свои ноги домой, подчиняясь той бесконечной мятежности, которая намертво въедается в само существо войсковых офицеров.

– А сегодня к тому же в караул заступать! – пощипывала душу неприятная мыслишка.

Остальные мысли Степана странным образом путались, не выдавая определенного результата, съезжали куда-то в сторону со всякой темы или просто рассыпались, хотя размышлять о чём-то существенном он сейчас даже не пытался.

– Спать! Спать! Спать! Только бы выдержать! Выдержать! Выдержать! – стучал в его мозгу приказ самому себе.

Этот приказ отзывался в пасующем от усталости мозгу странным эхом, метался по нему, словно летучая мышь в огромной пещере, хаотично отражался от стенок черепа и никак не унимался. Он прямо-таки долбил изнутри мозги, стремящиеся скинуть с себя давление неугомонной воли и забыться в спасительном сне. Однако какой-то участок коры мозга, особо настырный и, видимо, ответственный за ту самую волю, стоял намертво, как Брестская крепость, и не разрешал Степану покидать воображаемые позиции.

Истязание продолжалось.

Мозгу, бесконечно уставшему в последние месяцы от множества бессонных ночей и нешуточных волнений, требовался продолжительный отдых, но повседневное существование Степана, подчиненное служебному долгу, переполненное непосильными для большинства людей физическими и эмоциональными нагрузками, редко дарило подряд хотя бы две спокойные ночи.

По нынешнему разумению Степана, счастьем для него оказалась бы любая возможность всего-то проспать в своей постели с вечера и до утра. Чтобы не вскакивать в холодном поту от кошмаров – прошлых или грядущих. Проспать, оставив где-нибудь давящую ношу ответственности за служебные дела, за своё подразделение, за результаты последних учений, контрольных занятий, дисциплину подчиненных, вполне обоснованные претензии командиров и начальников, и вечную спешку во всяком деле, спешку, спешку. Всегда одно и то же: «Давай! Давай! Давай!»

Но покой, как немыслимое блаженство, приходил к нему лишь в отпуске. Да и то, в самые первые его денёчки. А потом обязательно возникала и мощно давила на психику незатихающая тревога, садистски призывающая поскорее вернуться в знакомую до боли действительность. И беспокойство уже не оставляло Степана, едва окунувшегося в желанную для большинства безмятежность. В конце концов, он, бурно осуждаемый собственной супругой, своей единственной и ненаглядной Ольгой, всякий раз выходил на службу раньше срока. И как по команде его покидала гнетущая неопределенность праздного бытия и странное, необоснованное, но прямо-таки невыносимое ощущение собственной ненужности в непонятном ему мире неги и спокойствия. А на службе душа Степана опять забывалась, и впредь всё в ней оказывалось на своих местах и в привычном порядке.

– Ну, что вы за люди такие, неприкаянные, эти ракетчики! – взывала к его разуму жена. – Будто без тебя там всё рухнет?! Ничего же не случится! И на гражданке ведь встречаются чудаки, которые вершат великие дела за счет своего здоровья и своей семьи, но скажи мне, зачем тебе надо повседневную работу превращать в непрерывный подвиг? Ну, скажи, зачем? Можно ведь работать спокойно, размеренно, как все! Вы же себя изводите! Не остается вас, по большому счету, ни для службы, ни для семьи, ни для жизни! Ни для чего! Да что я обо всех! Ты нам нужен! Понимаешь, только ты?! Мне и сыну нашему! А ты со своим империализмом что ни день по лесам и пустыням состязаешься! Для заклятого врага у тебя больше времени находится, нежели для родных людей! И кто твой подвиг вознаградит, кто и когда оценит твоё героическое бескорыстие?