Читать Чума

– Эй, Чума! Очнись. Хватит мечтать. Пляши. Письмо тебе. От кавалера… – пожилая зечка, помахивая конвертом, подошла к койке. Та, к которой она обращалась, молча смотрела в потолок застывшим взглядом, потом, словно уловив движение, выпростала руку из-под головы. Опасливо подойдя ближе, письмоносица вложила в эту руку конверт. – Читать-то будешь? – поинтересовалась, видя, как конверт ушел под подушку. Не дождавшись ответа, пожала плечом и, хмыкнув: – Вот Чума! – отошла прочь.

Женская колония усиленного режима продолжала жить своей жизнью. Заключенная с говорящей кличкой Чума уже десять месяцев отбывала свой немалый срок. И было ей двадцать восемь, а когда срок закончится, будет уже за сорок, хорошо за сорок. Но она не думала об этом, да и думала ли, вообще, хоть о чем-нибудь никто не знал. Но одно знали все – Чуму лучше не трогать.

Рыжая Марго, крупная, статная деваха тридцати с небольшим, впервые увидев новенькую, заявила: «Моя», – и попыталась дотронуться до груди, отрешенно сидящей на койке коротко, почти наголо остриженной девушки. Никто так и не понял, что случилось, но Марго отлетела на пол, хватая воздух ртом, а стриженая так и осталась сидеть, даже глаз не подняла. К Маргоше подлетела одна из ее прихлебательниц и, помогая подняться, стала что-то горячо шептать на ухо. Марго сначала отмахнулась и двинулась к новенькой с намерением поквитаться, но потом прислушалась к шепоту товарки и, удивлено вскинув брови, позволила увести себя в свой угол.

Весь барак шептался до вечера: «Арчеладзе… при отягчающих… пять жмуриков…» Ночью был шум и грохот. Прибежали надзиратели. На полу корчилось трое зечек. На вопрос: «Кто?», – конечно не ответили. Подняли с коек всех. Начальница смены прошла вдоль шеренги сонных женщин, внимательно оглядела целые костяшки рук у новенькой и сказала только: «Смотри, Чумакова…» Больше к ней никто не приставал.

Только где-то через месяц Чумакова внезапно подошла к рыжей Марго и, ни слова не говоря, влепила ей по физиономии. Марго взвыла и вцепилась обидчице в лицо – началась драка. Прибежали еще зечки, и драка переросла в избиение. Опомнились обезумевшие тетки, только когда увидели, что Чумакова перестала шевелиться.

В лазарете она пролежала долго. На грани жизни и смерти. От сильных ударов в живот у нее случился выкидыш. Потом, уже в бараке, к ней подошла одна из женщин: «Так бы и сказала, что хочешь от ребенка избавиться. А так мы грех на душу взяли… Эх ты… Чума…» Так и приклеилась к ней это прозвище.

Ее историю обсуждала вся зона. Но поговорили, поговорили и решили раз и навсегда, что с ней лучше не связываться: коли уж мужа, широко известного в весьма узких кругах, и еще четверых столь же серьезных мужиков грохнула не дрогнувшей рукой. Разговаривала она мало. Передач ей никто не слал. Ни с кем она не сдружилась. Дисциплину не нарушала. Существовала, одним словом.

Через полгода Чума внезапно проявила интерес к молодой девице, недавно переведенной из другого барака, Светке-Малявке. К той давно приглядывалась Марго и все норовила пощупать. Малявка слабо повизгивала и отбивалась. Но все видели, что это до поры до времени, просто у Марго еще аппетит не разгулялся. Как-то Чума шла с обеда и наткнулась на Малявку, рыдавшую за штабелями каких-то досок. Что дрогнуло в душе Чумы, сказать трудно, но она остановилась и долго смотрела на судорожно всхлипывавшую девчонку.