Лу поднял рыжую голову от письма и встревоженно спросил:
– Старик и в жизни такое же трепло?
Стукнув винным кувшином о колоду, служившую им столом, Андре ответил слуге:
– Выбирайте выражения! Когда вы наконец научитесь проявлять почтение к тем, кто старше и опытнее?
– А когда они научатся говорить по делу? Развел же канитель на семи листах – вот послушайте!
"…Невозможно рассказать, как я был счастлив получить Ваше письмо. Во-первых, старикам всегда приятны вести от друга: они помогают с оптимизмом смотреть в будущее и с улыбкой вспоминать о прошлом. Во-вторых, огромную радость мне доставил тот факт, что теперь Вы стали уважаемым господином и доверенным лицом нашей церкви. Признаюсь, о такой блестящей перспективе я и мечтать не мог много лет назад, когда привел в свой дом маленького сироту.
До чего, должно быть, интересно расследовать запутанные преступления. Не уверен, впрочем, что они случаются так уж часто; по крайней мере, когда в Сарагосе происходит ночной разбой, виновного находят еще до того, как колокола Собора Спасителя прозвонят полдень. В городах люди у всех на виду: и свидетелей почти всегда хватает, и неблагонадежные личности широко известны…"
– Нормальные люди разве так пишут? А вы говорите…
Парень воспользовался возникшей паузой и тоже протянул громадную ручищу к кувшину. Вздохнув, Андре развязал тесемки, ослабив ворот рубашки. Здесь не перед кем было красоваться. Плащ со шляпой валялись на пожухшей от зноя траве, сапоги путники также сбросили, чтобы дать отдых ногам. Оба были порядком измотаны: Лу берёг Гнедого, их единственного коня, и большую часть пути пришлось прошагать рядом с повозкой пешком.
Привычный к дальним странствиям доктор переносил жару стойко, а вот слуга, возмужавший на севере Франции, без конца сетовал на здешний климат. Арагон встретил их ослепительным солнцем, звоном цикад и зеленью полей, расстилающихся до самого горизонта.
Третий день повозка двигалась по раскаленной равнине на юг. Изредка попадались деревни, в которых путники укрывались от полуденного зноя. Вот и теперь они сидели под навесом в одном из крестьянских дворов. Распряженный конь отдыхал поодаль, в тени раскидистого дерева.
Жители деревни пережидали жару в каменных домах и домишках. К вечеру они вернутся к работе, которую прервали среди дня. Таков был неторопливый и незатейливый уклад жизни в Арагоне, одинаковый для богатых и бедных, знакомый Андре с юных лет.
Привал длился второй час, но солнце стояло еще слишком высоко, чтобы продолжать путь. Чтобы не терять времени даром, доктор решил дать Лу очередной урок и за неимением лучшего приказал ему читать письмо, благодаря которому они, собственно, и отправились в это непростое путешествие. Парень начал изучать каталонский язык, едва они спустились с Пиреней, и в основном болтал со слугами. Едва ли разговоры простолюдинов касались столь сложных или возвышенных тем, какие старый аптекарь затрагивал в своем письме.
Андре понятия не имел, сколько дней или недель им предстоит провести в Арагоне, но полагал, что дополнительный язык слуге не помешает. Не стоит упускать такую возможность, пока его разум юн и податлив. Какого мнения придерживался на этот счет Лу, сказать было невозможно: под неусыпным контролем доктора он почти отучился ругаться вслух.