Читать Гобелен с пастушкой Катей

Представления не имею, с чего начать… Не пересказывать же последние 20 лет своей жизни, потому что с подругой Верой мы знакомы без малого двадцать лет.

С пионерского лагеря. Горн и барабан, запах склада, где хранится казённая форма – белый верх, темный низ, чудовищный покрой. Далее мы с Верочкой тянем за веревку флага (это большая честь, между прочим) и кто-то из нас тихо шепчет: «А если мы обе бросим веревку, он, интересно, полетит вниз или нет?», и начинаем давиться от непочтительного смеха.

Нет, безусловно, надлежит начать с самого начала, но не нашей с Верочкой дружбы, а безумной истории, свалившейся нам на головы летом 19.. того самого года. С которого много чего началось не только с нами.

К сожалению, у заявленной истории не получилось драматического начала, оно нудное, как осенний дождь, такое же мелкое, скучное и незаметное.

Итак. Начнем, пожалуй, с того, что я приехала из Юрмалы и стала звонить Верочке. Ну, не совсем так.

Я приехала и неоднократно звонила Верочке, поскольку чувствовала себя виноватой. Теперь надо объяснить, отчего я так себя чувствовала. Совсем девушка, то есть автор, запуталась. На самом деле автором быть ещё не приходилось, обычно я с ними работаю, поскольку служу в издательстве «Факел» в должности редактора. И до сих пор не знала, какая это докука быть автором, им следует больше сочувствовать, но это к слову.

Таким образом лучше начать с того дня, как я собралась в Юрмалу, а не когда приехала обратно.

Короче говоря, однажды ясным летним днем я позвонила Верочке на службу и проинформировала подругу.

– Знаешь, совершенно неожиданно мы с Сергеем едем в Прибалтику, отдохнем напоследок, а то скоро туда не пустят, будет, как заграница.

(Так делаются судьбоносные заявления, вроде бы от нечего делать. Скорее всего, у меня начал проявляться дар предчувствия, правда, в те времена я полагала, что это чувство юмора.)

После базового сообщения я стала вешать бедняжке Вере лапшу на уши. Относительно того, как было трудно выбить на работе к семи дням отгула еще два за свой счет. А начальство меня не отпускало, поскольку очень ценный работник. Суетилась я отчасти потому, что полагала себя виноватой, оттого явились лишние объяснения и нагромождение мнимых трудностей. Как обильно ни объясняйся, а Верочку я бросала на произвол судьбы.

Вера на днях отправила сынишку Сашу к свекрови, и мы планировали проводить свободные летние дни своим излюбленным способом. Не важно, каким, об этом после, важно, что она на меня рассчитывала, а я, понимаете ли…

Она мне, конечно, сказала, что я поганка, а я ей ответила, что хорошо планировать заранее отпуск со своим мужем, а вот когда не муж, вернее, муж, но не свой…

Подруга Вера вздохнула и простила.

– Бог с тобой, Малышева, езжай, так и быть, не забудь только привезти рижских духов на мою долю, – грустно промолвила она.

Так мы распрощались, она поникла в разочаровании и грусти, а я уехала со смутным ощущением вины.

Как я теперь понимаю, это было скорее предвкушение грядущих бед. Потому что, когда я вернулась, Верочки уже не было.

Я это поняла не сразу. Несколько дней подряд звонила ей домой ближе к вечеру – никто не подходил, даже ее муж. Потом стала звонить Верочке на работу, и кто-то в сомнении сказал, что она, кажется, в отпуске, а впрочем, точно не знает.