Смерть одного из моих давних пациентов повергла меня в шок. Это произошло рано утром. Я встал и только успел умыться, как раздался звонок. На другом конце была Лилия Каримова, директор Свердловской областной психологической больницы.
– Доброе утро, Паш. Извини за ранний звонок, но… он умер… Покончил жизнь самоубийством… – сказала Лилия
– Как?! Из-за чего?
– Его нашли с проломленной головой в общей полате, рядом с кроватью. Боже. Даже говорить трудно. Судя по следам крови на стене, он самостоятельно разбил её… – она помолчала, видимо, переваривая произошедшее. – Мы нашли записку. На ней написано твое имя. Я не показала её полиции и тем самым нарушила закон, но что-то настоятельно мне подсказывает отдать её именно тебе.
– Хорошо. Спасибо, что позвонила.
– Соболезную. Он был хорошим человеком.
– Я знаю… еще раз спасибо. Постараюсь сегодня заехать.
«Утро началось не с кофе. Я не знал, что и думать. Олег был здоров. И суицидальные настроения почти за девятнадцать лет в нем никак не проявлялись. За все время нашего знакомства он был скрытен и замкнут, но в его глазах всегда была жизнь. Что же могло заставить его так поступить?»
Я отправился в больницу около десяти утра, когда пробки по городу более или менее рассосались, и можно было без особых усилий проехать по объездной.
Олег, Боже. Сколько времени прошло? Познакомился я с ним, когда уже работал года два психологом. Тогда я еще был молод, мне было лишь двадцать четыре года, и только закончил бакалавриат, учился на магистра, на заочке.
Его привезла ко мне бабушка, Галина Федоровна. На тот момент ему было лет девять и родители беспокоились, что у него будет психологическое расстройство, с тем учетом, что он потерял брата и больше не видел мать и отца. Это явление было частым, после того как развалился СССР и по всей России пробежала волна анархии и разрушения. Тысячи детей оставались без родителей, с сестрами, с бабушками, и это если повезло. Зачастую они просто оставались одни на улице, либо их подбрасывали в детские дома. К счастью данная ситуация за почти двадцать лет, хоть и немного, но улучшилась.
Олег рос не в благополучной семье. Только с бабушкой, но на тот момент она еще работала и могла обеспечить внука всем, чем нужно. Обстановка была для роста молодого мозга не сказать, что наилучшей, но и плохой её не назвать. Единственное, что у него не было друзей как таковых, только одноклассники и однокурсники. Он был молчалив и разговаривал только с бабушкой и со мной; и то не сразу, лишь через пару сеансов.
Из всего этого я не понимал, почему его решили привести ко мне? Ответа так и не получил за все время, что общался с Олегом и его родителями. Он не знал, а Галина Федоровна не говорила, хотя было видно, что дело тут не только в том, что мать с отцом не хотели его видеть сына.
Я подъехал к красно-белому зданию, по форме напоминавший обрубленный трезубец без рукоятки. Здание было построено до перестройки и не ремонтировалось, по крайней мере, внешняя часть. Все так же стояли деревянные окна, небрежно покрашенные в белый цвет, с решетками на первых этажах.