Читать Зарево

1913 год. Российская империя. Псковская губерния. Деревня Боровицы.

– …и он закончил гимназию с золотой медалью, – шепнула девочка подружке. – Папенька обрадовался и сказал: «Петя, ты первый в нашей семье получил аттестат – не останавливайся, учись дальше». Сказал, поможет деньгами.

– Ну, ваш Петя умный – куда там другим деревенским! – отозвалась вторая девочка. – Может, выучится на доктора.

– На доктора он не хочет. Хочет на инженера.

– Инженера? А что это такое?

Девочка задумалась:

– Ну, помнишь, железнодорожный мост строили в Бакаче? А на бумаге рисовал инженер.

– Жалко, уедет ваш Петя.

Где-то вдали послышались переливы гармошки.

– Тань, это у вас гуляют? – спросила вторая девочка, которую звали Машей.

– Ага. Петьку провожаем в столицу. И Матюша Волунов едет вместе с ним. Хочешь, пойдем, посмотрим.

Машу не надо было долго упрашивать: она вскочила и побежала вслед за подружкой.

Августовский вечер клонился к закату. Небо из розово-сиреневого стало красным; заря разлилась до самого горизонта, а солнце уже готовилось нырнуть в холодные глубины реки.

Дневная жара сменилась влажной вечерней прохладой. Траву покрыла студеная роса. Коровы вернулись домой из стада, однако рачительные хозяйки не спешили загонять в хлев буренку. И корова, и теленок, и овца – старица с семейством паслись возле дома, угощаясь выросшей после укоса свежей травой – кажется, в этих местах ее называют отавой.

В четвертом от края доме, где проживала семья Ивана Силина, сегодня отмечали окончание гимназии старшим сыном Петром в Твери и отбытие его в Санкт- Петербург. Собрались родные и соседи: столы были накрыты в саду под яблонями, и розовая ранетка уже падала прямо в угощение. Хозяин дома сидел во главе стола, почти не вставая, и вел бесконечные разговоры с мужиками о видах на урожай, ценах на лен и о том, кем станет Петя, когда закончит университет.

Хозяйка дома Ксения, мать Петра, нарядилась по случаю праздника в атласное платье и шаль, расписанную алыми розами. Она сновала, словно челнок, из кухни к гостям, заботясь о том, чтобы хватило и напитков, и закусок. Она уже перешагнула сорокалетний рубеж, но в ее черных, как вороново крыло, волосах, не было видно ни сединки, и двигалась она легко, словно танцовщица.

Иногда она посылала потаенные взгляды мужу, и он замирал на полуслове, но потом, найдя нить беседы, возвращался к разговору, продолжая следить глазами за женой.

О чем он думал в тот момент? Может быть, о том, как много лет назад получил в наследство землю в Боровицах? Как в одиночку пахал поле, не имея денег нанять батраков? И как увидел бедную сироту Ксюшу, которая брела через поле в соседнюю деревню – на ней была кофточка из пестрого ситца и сатиновая юбка, а голову покрывал белый платок.

Он вспомнил, как ходил по вечерам на посиделки и игрища в надежде встретить девушку, запавшую ему в душу, как объяснился с ней майской белой ночью, и Ксюша призналась, что давно обратила внимание на приезжего, но боялась поверить в то, что он заинтересован в бесприданнице.

Они обвенчались в местной церкви, несмотря на сопротивление родных Ивана, и он поклялся в душе, что его любимая Ксюша и дети никогда не будут знать нужды.