Перри Мейсон мерил шагами кабинет, заложив большие пальцы за отвороты жилета и наморщив лоб.
– Ты сказал, в два часа, Джексон? – спросил он у помощника.
– Да, сэр, и я предупредил ее, чтобы явилась вовремя.
Мейсон сверился по своим наручным часам.
– Опаздывает на пятнадцать минут, – констатировал он с раздражением.
Делла Стрит, секретарша, оторвала глаза от страницы приходной книги и спросила:
– Почему бы не отказать ей в приеме?
– Потому что я хочу ее видеть, – ответил Мейсон, – адвокату приходится перелопатить ворох неинтересных дел об убийствах, чтобы наткнуться на что-то по-настоящему захватывающее. А это как раз тот самый случай, и я не хочу упустить его.
– Разве может убийство быть неинтересным? – удивился Джексон.
– Да, когда их столько пройдет через твои руки, – был ответ. – Покойники всегда скучны. Живые – другое дело.
Делла Стрит, заботливо наблюдая за Мейсоном, заметила:
– Это еще не дело об убийстве… насколько я понимаю.
– И тем не менее столь же захватывающее, – не сдавался ее босс. – Не люблю появляться на сцене тогда, когда и без меня уже все ясно. Моя стихия – мотивы и сильные чувства. Убийство – это ненависть, доведенная до крайности, так же как свадьба – это высшее проявление любви. В конечном итоге – ненависть более сильное чувство, чем любовь.
– И более восхитительное? – с иронией осведомилась она.
Не удостоив ее ответом, Мейсон вновь начал расхаживать по кабинету.
– Конечно, – заметил он вслух. – Главное – предотвратить убийство, если оно витает в воздухе, но всем своим нутром опытного адвоката по уголовным делам я чую, в какой удивительный процесс выльется дело, если лунатик, сам того не ведая, во сне действительно убьет человека. Ни тебе злого умысла, ни тебе тщательно разработанного плана!
– Но, – уточнил Джексон, – вам придется убедить жюри, что ваш клиент действовал непреднамеренно.
– А разве его племянница для этого не годится? – вопросом на вопрос ответил Мейсон, застыв как вкопанный и широко расставив ноги; он окинул помощника пристальным недоумевающим взглядом. – Разве она не может подтвердить, что ее дядя разгуливал во сне, брал нож для разделки мяса и уносил с собой в постель?
– Это-то подтвердить она может, – согласился помощник.
– А тебе мало?
– Ее показания могут не убедить жюри.
– Почему?
– Она несколько необычная.
– Хорошенькая?
– Да, плюс к тому восхитительная фигурка. Поверьте, она умеет подчеркнуть это одеждой.
– Возраст?
– То ли двадцать три, то ли двадцать четыре года.
– Порочная?
– Я бы сказал, да.
Мейсон вскинул руку в театральном жесте:
– Если хорошенькая двадцатитрехлетняя девушка с прелестной фигуркой, положив ногу на ногу, расположившись для дачи показаний на скамье для свидетелей, не сможет убедить присяжных, что ее дядя разгуливает во сне, тогда я не знаю нашу судейскую шатию и пора менять профессию. – Мейсон пожал плечами, как бы отгоняя эту мысль, повернулся к Делле Стрит и спросил: – Ну что там у нас еще в загашнике, Делла?
– Некий мистер Джонсон хочет, чтобы вы занялись делом Флетчера об убийстве.
Он отрицательно покачал головой:
– Дохлый номер! Это хладнокровное, расчетливое убийство. Защита тут бессильна. Флетчера не отмазать.
– А мистер Джонсон утверждает, что можно сослаться на неписаные законы природы, состояние аффекта и…