⇚ На страницу книги

Читать Против стрелки

Шрифт
Интервал

© Виктор Каган, 2020


ISBN 978-5-4498-1204-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Старинных часов простота заводная …»

Старинных часов простота заводная —
ни гирьки, ни ключика, ни электроник —
как грамота древняя берестяная,
приметы наивной прабабушкин слоник.
Осеннего солнца весёлые пятна
танцуют на лета задумчивой тризне.
И крутишь дрожащую стрелку обратно,
пружину держа в напряжении жизни.

«Вслед за стрелкой часовой против стрелки часовой…»

Вслед за стрелкой часовой против стрелки часовой
память движется по кругу серебристою плотвой,
её держит на прицеле ум – бессменный часовой,
и душа вослед им плачет безутешною вдовой.
Шли-пошли без слов и песен, миновали день вчерашний,
солнце село за спиною, дым рассеялся домашний,
шли тропою неизвестной, шли дорогою всегдашней,
шли бог весть чему навстречу – чем страшней, тем бесшабашней.
Над повинной головой небо звёздною канвой,
яви путаные карты, снов недрёманый конвой,
в сбруе жёсткой календарной дни-бурлáки бечевой,
время ухает совой, всё сначала, всё впервой.
И спасибо, что живой, что ведут воспоминанья
сквозь обманчивые знанья, сквозь незнанья, заклинанья,
сквозь забытые признанья, через знаки препинанья,
сквозь судьбы напластования в прожитóго собиранье.
Вспоминаешь сам не свой.
Пахнет прелою листвой.

«Если есть гром, значит где-то был шорох…»

Если есть гром, значит где-то был шорох,
шёпот с неясным началом в таинстве немоты.
Если есть взрыв, значит где-то должен быть порох.
Если я ещё жив, значит где-то должна быть ты.
Где-то должно быть то, что не знает начала,
ибо начала нет, значит не будет конца.
В гульбище пьяном трезвая птица кричала
или молчала пьяная громче молчанья творца.
Так умирает год. Так начинается новый,
в нём продолжается старый, вертится круговерть.
Так не бледнеет запах сломанной ветки сосновой,
так не кончается жизнь пусть даже всхлипнула смерть.
Так начинается сказка ярче отбывшей были,
так начинается песня в горле глухой немоты
там, где слова бессильны, там, где начало забыли,
где расплывались в тумане, но не горели мосты,
где расходились у камня на перепутье дороги,
слагаясь в ещё неизвестные даже богам пути,
где на газете вчерашней стол накрывали боги
и мы у них парой синичек светло трепыхались в горсти.

«Cвет подёрнутый тусклой теменью…»

Cвет подёрнутый тусклой теменью.
Словоложество. Суевременье.
Не спаслись и не убереглись.
Колокольный звон в отдалении,
тишины сквозь грохот моление,
дней концы и начала сплелись.
Мысль вслепую колотится в темени и
отзывается в сердца биении,
ду́ши камнем падают ввысь.
Время стуже и время калению.
Время гневу и время смирению.
Говори, пророк, не таись.
Говори, Соломон и юродивый,
пока в землю неслышно восходим и
прорастаем травой в облака.
Говори. На твоё говорение
отзывается благодарение
за дыханье, что длится пока.

«От А до Я, от мира до войны…»

От А до Я, от мира до войны,
от óберега до смертельной неги,
от звонкой альфы до немой омеги,
от первой до последней тишины.
И все пути сливаются в один,
и не сойти, как мы с ума сходили
и на игле Кощея жили-были,
и золотых не знали середин.
Уже без водки воздух всё пьяней,
пустое дело – тело конопатить,
и время не копить, а просто тратить
и быть богаче тем, что стал бедней.
И дела нет, зачем и почему —
какая разница? Ни сердцу, ни уму —