Дина Крупская: «Сердце увеличенной емкости»
Мне посчастливилось стать свидетелем того, как эта книга Юлии Говоровой создавалась. Она возникала по кусочкам, сшивалась по лоскуткам-заметкам прямо у меня на глазах. Она была живая, летучая, как ворох перьев, я читала ее в разных вариантах много раз, она переливалась через край от избытка впечатлений, за ней было не уследить! Третий раз читаешь, пятый – и все по-разному, и опять прекрасно! Возникали новые персонажи, показывались из-за поворота новые заброшенные деревеньки, все новые звери-малыши попадали в дом-зоопарк и в сердце автора. Эта книга неуловима, подвижна, как само течение жизни. Она не стоит на месте, не ждет читателя, она живет и меняется, нечего и пытаться остановить ее, приколоть, как бабочку булавкой, чтобы подождала, застыла, перестала трепыхаться. Она подвижная, как детеныш обезьяны. Как сурикат. Как пятипалые ручки енота Барабанова, что не могут бездействовать ни секунды.
Пока читаешь, то прослезишься не пойми отчего, то расхохочешься, то аж взвизгнешь: ох как подметила Юлька, ну дает! Эта книга пронизана такой безграничной, непривычной, неприкрытой нежностью, что остается только удивляться и восхищаться. И беспокоиться за писателя, способного так любить мир.
А Юля в ответ на мои восторги пишет:
«Нам всем немножечко еще далеко до сурикатов. Как Рита обнимает своего любимого Суру, как Сурик, будучи старше всего на месяц, покровительственно и заботливо относится к Рите. Они спят у меня ночью в кошачьей переноске, и я каждый вечер открываю крышку, подглядываю, как лежат они, обнявшись. Днем носятся друг за другом, колобродят, все съедобное делят со скандалом, но при этом вот вам пример удивительной нежности друг к другу».
Наконец Юля все дописала, я доредактировала, текст отослали художнику. И тут бац! От Юли письмо. Ну как я могу не поделиться с вами такими строками?!
«У нас теплые дни, но иногда, правда, ветреные. Сегодня был безветренный день, и мы с Вероникой далеко ушли после суеты с животными. Сосновые леса переходили в ольховые, березовые, мхи устилали поляны, стеной стоял отцветший и поэтому белесый на верхушках кипрей. Песок под ногами на проселочной дороге струился. Такой чистый песок, как из песочных часов. И мы ходили по нему. Шли, шли, шли. Лосиные мухи иногда на нас садились. Неприятно, конечно, но не страшно. Вдруг, пройдя лесной поворот, услышали дробный стук копыт (в такой глуши!), а у лосей сейчас как раз время гона. У меня сердце подпрыгнуло, ну, думаю, лось! Полундра! Прячься кто может! Лось страшен во время гона! А показалась дорожная кибитка.
Сергей Воскресенский, поэт и отшельник, ты же помнишь его, ехал на Сороть, в верховье Сороти, мыть корни калгана, чтобы сдать их потом в заготконтору. Ехал на мерине, мерина зовут Мазурик (он нас, кстати, тоже испугался и чуть не съехал с коляской на обочину). Сергей рассказал, что недавно сломался у него радиоприемник и кошка сбежала, потерялась. А любила слушать радио. Они его слушали вместе. Кошку завораживали человеческие голоса (в лесной глуши!). Сергей включал приемник, пока он работал, выключал. А у кошки включать не получалось. “Образование у нее не такое”, – объяснил Сергей.