Даже не знаю, с чего начать.
Сейчас всё это кажется мне таким глупым, таким далёким, что даже не верится, будто это было на самом деле. Типа, знаете, это как сон, который был нереально настоящим, а потом ты вдруг резко просыпаешься и осознаёшь… что этого всего никогда не случалось. Вот у меня так и произошло.
Всё такое яркое, слепящее, запоминающееся. А потом какой-то мрак, как будто бы тебя опустошают, выкачивают всё, что ты накопил в себе за эти долгие годы.
Я Брендон, кстати. Брендон Стивен Уинтер. Вы, может, слышали обо мне. Ну, помните, «ой, это тот самый парень, который…» и Бог знает, что там этот «парень, который» делал. Это я, да, вы не ошиблись. Только меня теперь лучше не видеть, страшное зрелище. Я пишу этот бред в надежде на прощение. Да, прощение, я не ошибся в выборе слова. Прошло всего-то каких-то пару-тройку лет, а я уже изнываю от чувства, сжигающего меня изнутри. Что бы я тогда ни сделал, но это навсегда клеймило меня на долгие годы.
Я точно не помню, с чего именно всё началось, но, кажется, это произошло в Нью-Йорке. Пару лет назад.
***
В Нью-Йорке скверная погода. По крайней мере в Манхэттене, по крайней мере в Ист-Сайде.
На улицах ни души, сумерки вечера опутали таинственной паутиной высотные здания офисов и жилых домов. Странно, почти аномально, но непривычная тишина как будто проникла во все даже самые узенькие щели построек, в затаённые уголки людских душ, пустила там свои отравляющие чёрные корни и замерла в слепом молчании. Ни одного человека. Ни собаки, ни кошки, ни полудохлой крысы.
Ти-ши-на.
Мелкие капельки дождя срывались из-под свинцовых тяжёлых туч, накрывших город вялой туманной пеленой, стучали по крышам, стекали едва заметными ручейками по оконным стёклам.
Вдалеке, где-то на Карнеги-Хилл* противно заверещала сирена, одна, вторая, третья. Полицейские машины проносились мимо необычайно сонных домов к нужному кварталу. Некоторые горожане, не спавшие в поздний час, выскакивали на улицу в халатах и тапках, невзирая на мерзкую погоду, кто-то выглядывал в окна, кричал тем, кто вышел, интересуясь, что произошло. Никто ничего не знал.
Почти никто.
Когда визг сирен замер на месте, из машин тут же начали выбираться полицейские, началась суматоха. Район Карнеги-Хилл мгновенно оцепили, жёлтые ленты ярко пестрели везде, куда бы ни попадал взгляд, и благодаря служителям порядка густо переплелись между собой в странную паутину с надписью «Не заходить!».
– Проходите, проходите, не толпитесь, проходите! – Кричал какой-то офицер, имени которого никто не знал. Новенький, сразу видно по растерянному взгляду и мелко дрожащим рукам.
– Там моя жена! Пропустите меня! Мать вашу, пустите меня к ней! Я живу здесь, чёрт тебя дери через задницу! – Истерически визжал мужской голос, слегка пьяный, возможно, но в целом отрезвевший и гулкий от горя и ярости.
– Простите, сэр, но мне не разрешено пускать штатских.
– Да плевать, что тебе разрешено, а что нет, мудила! – Хрипло орал ночной прохожий, его голос сполохами прорывался сквозь жёлтые запрещающие ленты.
– Сэр, за оскорбление сотрудника полиции при исполнении Вам…