Старый механический будильник отвратительно затарахтел на видавшей виды деревянной прикроватной тумбочке военного образца. Скрипя пружинами металлической солдатской койки, Станислав Кручинин свесился со второго яруса и отключил звонок.
«Семь ноль», – подумал Станислав, – «пора!»
Он вздохнул полной грудью, задержал дыхание и прислушался к своим ощущениям. Воздух, как всегда, был спертым, но концентрация кислорода и содержание посторонних примесей были в норме. За годы жизни в бункере он научился определять это без всяких приборов. Поднеся к лицу висевший на шее персональный электронный дозиметр, Станислав, наконец, открыл глаза и взглянул на показания. Всего несколько лишних миллирентген, фильтровентиляционная установка работает сегодня весьма неплохо. Можно даже не наведываться в отсек генетического контроля и дезактивации. Это сэкономит полчаса, может еще вздремнуть? Хотя нет, лучше за это время проверить и почистить скафандр, чтобы не заниматься этим завтра, как того требует регламент. Стараясь скрипеть как можно меньше Станислав спустился с верхней койки, пошарил в темноте босой ногой по пыльному бетонному полу, нащупал свои стоптанные шлепанцы и, обувшись, побрел в направлении стены, где должен был находиться выключатель. Он щелкнул расхлябанным тумблером. Старая добрая лампочка накаливания в треснувшем черном патроне, свисавшем с потолка на двух отдельных проводах, пролила свет на мрачное помещение, которое он, вот уже который год называл своим домом. Нештукатуреные стены с выбоинами, голый бетонный пол, который трескался и крошился слоями, отчего всегда был покрыт мелкими осколками бетона и цементной пылью да низкий потолок, на котором местами белели остатки известки, образовывали прямоугольное помещение площадью около шести квадратных метров. Из предметов интерьера присутствовали только двухъярусная солдатская койка, прикроватная тумбочка, небольшой шаткий деревянный столик, одной из ножек стоящий на плотно сложенной старой газете, пара жестких стульев, напольная вешалка с двумя комплектами потертой, заштопанной в нескольких местах офицерской формы, висящий на стене репродуктор общего оповещения и решетка вентиляционной системы. Довершала картину висевшая на гвозде, вся исцарапанная, гитара с мятым атласным бантом на грифе. Деревянная, обшитая жестью с облупленной краской дверь закрывалась изнутри на шпингалет, а снаружи имелись петли для навесного замка. Лампочка мерцала с непостоянной частотой, похоже, генератор барахлил.
– Стас… – Константин, сосед Станислава по отсеку, невнятно забормотал во сне, отвернулся к стене и снова тихонько засопел, натянув на голову выцветшее синее одеяло.
Сегодня был выходной, общего подъема не играли, и Константин мог нежиться в койке, сколько ему заблагорассудится. Станислав же заступал на дежурство, поэтому сегодня, первого марта, вынужден был встать в семь утра. Шаркая ногами и покачиваясь, он побрел к вешалке и стал неторопливо одеваться.
«Весна наступила», – подумал Станислав и невесело усмехнулся, – «хотя какое это имеет значение».
Одевшись и накинув на затылок ветхую неправильной формы фуражку с треснувшим пластиковым козырьком, он подошел к кровати и принялся будить соседа.