Тысяча сто семьдесят первый день без нее. Я упорно разглядываю потолок, который так выразительно покрашен белой краской. Это диагноз. Нет, не то, что потолок белый- такое часто случается в домах и квартирах, даже у моих друзей такие, а то, что тысяча сто семьдесят первый день без нее. И самое проблемное то, что у меня нет календаря, в котором я зачеркиваю дни после расставания. Я это помню, помню какой день без нее. Нет, ни день, в котором один, а именно что без нее. Диагноз, значит? Да, естественно, только врач мне не поможет. Хотя я бы мог пройти без очереди в этот раз, я ведь только спросить…
Сегодня понедельник, ну или максимум вторник. Я не помню, потому что не работаю. Уволился еще два месяца назад, а другую работу пока так и не нашел. А может полтора месяца назад уволился? Не важно. Важно только, что тысяча сто семьдесят первый день… Тьфу ты, надо отвлечься. Звонок другу. Сколько время? О, семь часов утра. Точно, я же рано просыпаюсь.
После третьего гудка я проматерился, и он взял трубку, наверное, почувствовал, как нежно его вспоминают.
– Салют, что так рано звонишь? – послышался в трубке привычный бас.
– А, ты что, не рад? Хоть кто-то о тебе помнит. Ты сегодня вечером свободен?
– Ну-у, я после работы пойду в клуб анонимных алкашей. Забыл, что ли?
– Заезжай после клуба, поболтаем, выпьем.
– Ты издеваешься? – спокойно спросил меня мой «друг-алкоголик».
– Это ты издеваешься, только не понятно над кем. Над ними, когда ходишь в кружок и смотришь на вышедшие из запоя морды, или надо мной, чтобы я поверил в твое чрезмерное пьянство.
– Мне Марина говорила… – он хотел продолжить, но я его перебил.
– Твоя Марина просто дрянь. Сначала довела тебя до того, что ты начал пить, потом убедила, что ты пьянчуга, а после свалила кататься на других каруселях. – машинально я повысил голос в конце предложения.
– Ты довольно изящно завуалировал слово х**– каруселями. – оценил друг.
– Короче, приезжай, я тебя жду.
– Хорошо, давай, до вечера.
Легко поднявшись я пошел умываться. Не понимаю, как люди себя чувствуют такими вялыми утром, после сна. Типа мы поспали, но так устали. Я понимаю, если бы им снились какие-то утомительные сны, например, что они работают на шахте. Но нет. Они просто устали, что пришло утро, что надо заваривать кофе и собираться на работу или просто сидеть дома, хотя ни того, ни другого, ни третьего пока не успели сделать. А я всегда был жаворонком. Жаворонком, который ложится в принципе не так уж и рано, но вот встает ни свет, ни заря. Вернее, меня назвать «соваронком» или, не дай бог, «жавосовой». Когда-то я любил кофе по утрам. Это было после расставания с Ней. Сейчас же я снова перешел на чай. Почему снова? Просто, она любила чай. Не пила вообще кофе, ну и я не пил. Нет, это было не из солидарности. Просто не пил. Потом был период кофе с молоком. Каждое утро выпивал не чашку, а целую кружку этого напитка, убеждая, что это даже полезно для пищеварения. Но когда решил перейти снова на чай, все эти убеждения о кофе куда-то улетучились и вроде уже чай не такой терпкий, и вроде в чае даже больше кофеина, и вообще я свободный человек, поэтому пью чего хочу. Так я уверял себя, что не предал такой восхитительный напиток, как кофе и оставил тропку, чтобы прийти к нему еще.