Лето 1939 г., на юге Франции, когда немцы только собирались вторгнуться в страну. Утром Генри Миллер уплывал на яхте в Грецию. Его многолетняя любовница Анаис Нин, отдыхавшая неподалеку с мужем, нашла способ провести ночь с Генри. Балкон спальни. Ночь.
(АНАИС и ГЕНРИ. Юг Франции. Балкон спальни. Жаркая летняя ночь 1939 г.)
ГЕНРИ. Жарко.
АНАИС. Лето на юге Франции и должно быть жарким. Разве в Бруклине было не жарко?
ГЕНРИ. В Бруклине было жарко. Но я тогда был моложе. Мой пот пахнул лучше. Ностальгия заставляет все пахнуть лучше. Теперь я старше. Жара сказывается на мне сильнее. В Париже я всегда мерзну. А ты не чувствуешь никаких неудобств ни в жару, ни в холод. Как тебе это удается?
АНАИС. Я чувствую.
ГЕНРИ. Я этого не замечаю.
АНАИС. Ты много чего не замечаешь.
ГЕНРИ. Это правда. (Пауза). Это моя последняя ночь.
АНАИС. Тебе не казнят. Утром ты уплывешь на яхте в Грецию. Я тебе завидую.
ГЕНРИ. Ты могла составить мне компанию.
АНАИС. Ты знаешь, что я не могу этого сделать.
ГЕНРИ. Не понимаю, почему.
АНАИС. Здесь мой муж.
ГЕНРИ. Расскажи ему какую-нибудь невероятную историю. Он поверит. Поедем со мной. Вместе увидим Грецию.
АНАИС. Ты сможешь увидеть Грецию и без меня. Лучше разглядишь. Я не буду тебя отвлекать.
ГЕНРИ. Мне нравится, когда ты отвлекаешь меня.
АНАИС. Но ты пишешь лучше, если не отвлекаю.
ГЕНРИ. Ты меня вдохновляешь. Я вдохновляюсь твоими отвлечениями. (Смотрит на нее). Что-то у тебя на уме. Что именно? О чем ты думаешь? Я никогда не могу сказать, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что тебе будет недоставать меня? Или ты думаешь, какой это счастье, наконец-то избавиться от меня?
АНАИС. Я вдруг кое-что осознала. Ты играешь на пианино.
ГЕНРИ. Ты всегда знала, что я играю на пианино. Ты слышала, как я играю на пианино, и, надо отдать тебе должное, все равно продолжала со мной спать.
АНАИС. Но я вдруг осознала, что ты – не первый мой любовник, который играет на пианино.
ГЕНРИ. Все женщины любят музыкантов. Некоторые любят клоунов. К счастью для меня, я и первый, и второй.
АНАИС. Мой отец играет на пианино.
ГЕНРИ. Твой отец играет большие концерты для богатых людей, от которых пахнет дорогим одеколоном. Я играю на бордельном пианино для людей, от которых пахнет выпивкой и попкорном.
АНАИС. И ты старше.
ГЕНРИ. Я не старше твоего отца.
АНАИС. Старше меня.
ГЕНРИ. Так отстучи Фрейду телеграмму и подари сигару. Он заслужил. Куда ты клонишь? Ты всю ночь об этом думаешь. В чем проблема? Ты не просто грустишь из-за моего отъезда. Если бы только грустила, поехала бы со мной. Давай. Расскажи, в чем дело, старому дядюшке Генри, пианисту из борделя.
АНАИС. Я только что получила ужасную рецензию.
ГЕНРИ. На хрен рецензии.
АНАИС. Но она в «Литературном приложении «Таймс».
ГЕНРИ. На хрен «Литературное приложение «Таймс». Есть только ты и твое писательство. Все остальное – на хрен. И критиков, и всех, кто говорит тебе, как нужно писать. Людей, которые подбивают вырезать самое лучшее. На хрен их всех. Пусть сами убивают своих гребаных детей, а потом накладывают на себя руки. Может, их дети того заслуживают. Я хочу писать книгу и оставлять в ней все, что самодовольные, закомплексованные, кисломордые посредственности хотят из нее выбросить. Объять хаос. Объять все. Выплеснуть на страницы душу. И на хрен последствия. (