В ноябре 1895 г. Лев Николаевич Толстой услышал, что мною переводится известная книга «Тао-те-кинг»[1] Лао-Си[2] с китайского на русский язык, и через Н. Я. Грота пригласил меня к себе. «Чтобы Россия имела лучший перевод, сказал он, я готов помочь вам в деле проверки точности перевода». С великою радостью, конечно, я принял это любезное предложение Льва Николаевича. Я ходил к нему с переводом «Тао-те-кинг» в продолжение четырех месяцев; Лев Николаевич сравнивал его с английским, немецким и французским переводами и устанавливал тексты перевода той и другой главы. Так мой перевод был кончен и впервые напечатан на страницах журнала «Вопросы философии и психологии»[3].
Москва, 25-го февраля 1912 г.
Д. Кониси
Тао, которое должно быть действительным, не есть обыкновенное Тао.
Имя, которое должно быть действительным, не есть обыкновенное имя.
То, что не имеет имени, – есть начало неба и земли; то, что имеет имя, – есть мать[4] всех вещей.
Вот почему свободный от всех страстей видит величественное проявление Тао, а находящийся под влиянием какой-нибудь страсти видит только незначительное его проявление.
Эти оба происходят из одного и того же начала, но только носят разное название[5].
Они называются непостижимыми.
Непостижимое из непостижимых и есть ворота всего таинственного.
Под небом все (люди) знают, что красивое есть красивое, но оно только безобразное.
Точно также все знают, что добро есть добро, но оно только зло.
Из бытия и небытия произошло все; из невозможного и возможного – исполнение; из длинного и короткого – форма.
Высокое подчиняет себе низшее; высшие голоса вместе с низшими производят гармонию; предшествующее подчиняет себе последующее.
Святый муж, будучи бездеятельным, распространяет свое учение.
Вся тварь повинуется ему и никогда не откажется от исполнения его воли.
Он производит много, но ничего не имеет; делает много, но не хвалится сделанным; совершает подвиги, но их не приписывает себе.
Он нигде не останавливается, поэтому ему не будет надобности удаляться туда, куда он не желает.
Чтобы не было ссор в народе, нужно не уважать мудрецов.
Чтобы люди не сделались ворами, нужно не придавать никакого значения трудно добываемым (ценным) предметам, потому что когда люди не будут иметь тех предметов, которые бы прельстили их сердца, они никогда не соблазнятся ими.
Отсюда, когда святой муж управляет страной, то сердце его пусто, а тело его полно; (он) ослабляет желания и укрепляет (свои) кости.
Он старается, чтобы народ был в невежестве и без страстей.
Также он старается, чтобы мудрые не смели сделать чего-нибудь.
Когда все сделаются бездеятельными, то (на земле) будет полное спокойствие.
Тао пусто, но когда его употребляют, то кажется, оно неистощимо.
О, какая глубина! Оно начало всех вещей.
Оно притупляет свое острие, развязывает узлы, смягчает блеск и, наконец, соединяет между собою мельчайшие частицы.
О, как чисто! Оно существует предвечно, но я не знаю, чей оно сын и предшествовало ли первому царю[6].
Небо и земля не суть любвеобильные существа. Они поступают со всеми вещами, как с соломенною собакой[7]