О Ушедшие!.. Как же мне хреново… Желудок решил разорвать со мной всякие взаимоотношения и зажить своей, независимой, жизнью. Я уже дважды опорожнял содержимое непокорного органа на серые бронепластины Шейлдара, чем заслужил две же порции отменной драконьей брани на трех языках.
Вообще, дракон оказался нормальным парнем. Несмотря на то, что был страхолюдным чудищем сорокаметровой длины. Кожистые крылья на полнеба, бугристая броня, хвост с шипами, рогатая башка с желтыми буркалами глаз – все как на миниатюрах в «Историки Процина». Но нрава спокойного, можно даже сказать, интеллигентного. Сразу предложил называть себя на «ты», мол, не дворянского, де, сословия. Мог ввернуть время от времени что-нибудь этакое на Древнем Наречии или процитировать какого-нибудь замшелого старого пердуна, что всегда в любом приличном обществе считалось признаком воспитанного э-э-э… человека. Впрочем, ценность его, как собеседника, заключалась в первую очередь в том, что был он отменным слушателем. С восхищением внимал историям о моих похождениях, лишь изредка вставляя «А он?», «А ты?», «А она?».
Россыпью мельчайших алмазов поблескивали гроздья звезд, узкий полумесяц серебрил драконью броню, колючий ветер покусывал кожу, а я, несмотря на периодически подкатывающую тошноту, вещал, словно профессор Прилл фо Харр после пары бокалов вина, коими он любил сдабривать свои лекции.
– Знал бы ты, Шейлдар, ах, какой это был ангелочек! Шейка лебединая, кожа бархатистая и такая белая, что кажется, то эльфийский шелк! А волосы, напротив, что воронье крыло – черные, как смоль! И такие губки… эта фифа их постоянно подводила малиновым соком. О Ушедшие, до сих пор помню этот треклятый вкус! Сложит, бывало, их так уточкой, хлопнет пару раз ресницами, будто опахалами, и посмотрит на тебя… как Хардарейна на последков. Ласково и с обещанием. В общем, не мог… Не мог мимо столь чудесного создания пройти такой известный ценитель дамских прелестей, как Аска из Фиорены! И все бы ничего, но неожиданно Проведение выкинуло презабавный фортель. Ибо столь чудесный цветочек вырос в семье драного злобного кактуса! А именно, у этого навозного жука, профессора Семалада фо Хиза, являвшимся замдекана философского факультета нашей славной университории!
И хрен бы с ней! Мало ли красоток курсирует по Белой Цитадели?
Но как-то раз, сидя на веранде таверны, попивали мы с моим другом Василивсом Три Шара янтарный ликер, балдея от чудесного летнего вечерка. И вдруг – плывет Она! А надо сказать, к этому времени мы уже прилично налакались этого самого ликера. И вот Василивс и говорит: «Спорю на что угодно, что сей прелестный цветок еще ни одному мужчине не довелось сорвать!» Вернее, сказал-то он, естественно, по-другому, но не буду же я цитировать дословно этого вульгарного ублюдка?
И я не был бы Аской Фиорентийским, известным ценителем женских прелестей, если б не забился с ним в ту же минуту на три золотых, что я в том гнездышке буду первым!
– И стал? – вопросительно прогудел дракон, пока я переводил дух и боролся с мутной волной, неожиданно подкатившей к горлу.
– Ха! Практически!