На дороге лежала непролазная грязь. Плащ блестел под мелким дождем. Но он не замечал отвратительной погоды. Ему было приятно оттого, что дела идут лучше, чем он ожидал. Такого успеха он и сам не ожидал. Сейчас он посмеивался над нелепой, с его точки зрения, прошлогодней бумажкой, полученной от нее, в которой она ему писала о своих чувствах.
Было уже темно, когда он подошел к своей квартире. Войдя в кухню, он неторопливо снял плащ и пальто, отряхнул шапку.
Во время чая между ним и ей снова возник неприятный и угнетающий разговор, одинаково волнующий как его, так и ее. Этот вечный вопрос, в котором они не могли прийти ни к какому соглашению, возникал между ними каждый раз, как только он приезжал домой. В глубине души он надеялся сегодня, впрочем, как и во все предшествующие приезды, что она промолчит. Но она встретила его безразлично, не обрадовалась, была какая-то скучная и утомленная.
Разливая чай, сказала:
– Вчера видела одну нашу общую знакомую, спрашивала о тебе, кланялась…
– Спасибо, – сказал он и почувствовал, что она неспроста упомянула эту общую знакомую, не называя даже ее имени.
– Вернулись из Европы, – продолжала она, – два месяца пробыли…
– Ну и пусть, – буркнул он, – очень рад. Значит, есть деньги…
– Еще бы, – оживилась она, – он ведь бизнесмен… Хвалилась, будто роскошно отдохнули!..
– Ну, конечно! – усмехнулся он. – У бизнесменов всегда были приличные доходы, не то что…
– При чем тут доходы! – как бы обидевшись, перебила она. – Не только у бизнесменов, возьми других, все живут и все ездят по европам, и для этого вовсе нет нужды разлучаться с семьей, работать там, где платят гроши… Только ты один…
– Разумеется, – нахмурился он, – я только и думаю о том, как бы отделаться от тебя…
Она вдруг сжала губы, взглянула на него темным, беспокойным взглядом.
– Это не так смешно, как ты думаешь, – отрезала она, – а мне уже надоела такая жизнь… Я не могу больше и хочу решить вопрос окончательно и бесповоротно.
– Опять окончательно! – воскликнул он.
– Да, я хочу наконец услышать от тебя что-нибудь одно – да или нет… Мне надоело, я не могу больше… Ты обязан мне сказать: да или нет. Слышишь?
– Слышу, но ведь я тебе уже тысячу раз говорил и снова повторяю – да.
Наступило долгое молчание.
– И как только ты не можешь понять, – наконец обиженно заговорила она, – ведь такая жизнь для меня невыносима! Я больше не могу. Тебе, может быть, это нравится, ты счастлив, а я жить так больше не в силах. – Она задумалась на минуту и тяжело вздохнула.
Ему стало жалко ее, потому что жизнь идет уже не «на гору», а «под гору» и что ей хочется жить не так, как сейчас.
«Сколько лет пролетели – и не увидели, как пролетели», – подумал он и подошел к ней.
– Ну, перестань, – сказал он мягко. – Надо же быть выше этого… Это смешно. Мало ли кто и куда едет? Ведь есть же прекрасный выход… – И голос его окреп, прорвался какими-то задушевными нотками.
– Уйди, не прикасайся! – вдруг закричала она.
Он опустил голову и смущенно отошел и посмотрел на нее. Слезы жены когда-то трогали и волновали его. Сейчас же ему было лишь досадно оттого, что она сама расстраивается и расстраивает его, в сущности, по такому ясному вопросу. Вечная борьба и в то же время единство противоположностей – диалектика развития.